Джонатан Литтелл «Благоволительницы»: ответы на вопросы

Baroni о "Благоволительницах" Литтелла

В личке несколько читателей данного данного блога задавали вопросы по поводу романа американца Джона Литтелла «Благоволительницы» (готовится в издательстве «Ад Маргинем»): что это такое и с чем его едят?
Попробую, хотя бы схематически, ответить на ваши вопросы.
Скажу сразу: я полностью романа не читал. Прочел несколько отрывков на русском, прочитал, что пишут о романе французские (американец Литтелл написал свой роман на французском языке), американскиее и отечественные критики, говорил о «Благоволительницах» с сотрудниками «Маргинема», работающими над романом.
Данная заметка является своеобразным микстом, обзором мнений.

Прежде всего скажу, что роман Литтелла получил массу отзывов (порой взаимоисключающих) — от восторженных, до уничижительных.
Кто-то называет роман «великой книгой», кто-то определяет «Благоволительниц» как «порнографию насилия» и «мучительное, часто разочаровывающее повествование», кто-то считает роман «французским извращением в стиле де Сада и Селина», кто-то — «гениальным» и блистательным шедевром».
Объем романа — свыше 1000 стр. Именно из-за объема «Маргинем» пренес сроки выпуска «Благоволительниц» с нынешней осени на предстоящую весну.
Название романа Литтелла — прямой отсыл к античной мифологии: имя Благоволительниц-Эвменид получили после очищения Ореста усмиренные богини мести Эринии, терзавшие героя за убийство его матери Клитемнестры. Судьба ГГ романа, оберштурмфюрера СС Максимилиана Ауэ, во многом повторяет миф об Оресте и всячески отсылает к его литературным изложениям (в частности, к «Орестее» Эсхила и к «Мухам» Сартра. Впрочем, над сартровским романом, Литтел, по словам критиков «издевается»).
У Максимилиана имеются пропавший без вести (а возможно, убитый) отец-военный, быстро обзаведшаяся новым мужем мать, близкие (инцестуальные) отношения с сестрой и преданный друг. И точно так же, как в античном мифе Орест не мог противиться року, не может противиться ему и Максимилиан.
Начав войну с Советским Союзом как гаупштурмфюрер СД (спецподразделения СС, предназначенного в первую очередь для решения еврейского вопроса), Ауэ оказывается сперва на Кавказе, потом в окруженном Сталинграде. Получив ранение и повышение до оберштурмфюрера, он попадает на работу в министерство внутренних дел, руководимое Гиммлером. Там ему поручают заняться оптимизацией работы фабрик и мастерских при концлагерях. Но это всего лишь сюжетная канва, причем изложенная очень и очень схематично.
Основное в романе, что вызывает нешуточные споры, это своеобразный авторский(?) взгляд на трагические события 2-й Мировой войны. Одна из ключевых персонажей романа, любимая (во всех смыслах) сестра-близнц и, одновременно, антагонист Макса, Уна (Клитемнестра) Ауэ заявляет, что она знает настоящую причину, из-за которой убивали евреев. Убивая евреев, утверждает она, мы, немцы, хотели убить самих себя, убить еврея в себе, убить в себе то, что соответствует нашей идее еврея. Убить в себе толстопузого буржуа, пересчитывающего свои гроши, мечтающего о признании и власти, которую он понимает как власть Наполеона III или власть банкира. Убить буржуазную мораль, убить практичность, убить покорность, уживающуюся с жаждой доминирования,— убить все эти замечательные немецкие достоинства. Потому что все эти качества — они наши, подлинно немецкие, перенятые евреями потому, что они мечтали быть на нас похожими. А мы, продолжает Уна, мы в свою очередь мечтали быть похожими на евреев с их ничем не замутненной верностью Закону. Но мы все ошибались — и евреи, и немцы. Потому что сегодня быть евреем — это значит быть Другим. Быть «Не таким» — наперекор всему.
В другом эпизоде романа, Максимилиана, присутствующего на выступлении Гитлера, вдруг посещает странная галлюцинация: фюрер видится ему покрытым бело-голубым раввинским талесом. Или еще один пример из разсуждений ГГ:«Разница между брошенным в газовую камеру или расстрелянным еврейским ребенком и немецким ребенком, погибшим под зажигательными бомбами, только в средствах, которыми они уничтожены; две эти смерти одинаково напрасны, ни одна из двух не сократила войну даже на секунду, но в обоих случаях человек или люди, убившие этих детей, верили, что это справедливо и нужно; если они ошиблись, кого винить?» (Примечание: цитата в переводе А. Лешневской и И. Мельниковой) 

Рецензент из The New York Times, назвал роман Литтелла свидетельством «не только извращенности французского вкуса, но и того, как изменилось отношение литературы к холокосту за последние пару десятков лет», а сам Литтелл обвинялся в том, что он заставил нас слушать «монстра, который монструозно долго повествует о своих монструозных поступках».

Однако, еще один критик написал о романе буквально следующее: «Максимилиан Ауэ был там. А вот нас — читателей там не было. И не потому, что мы заслужили там не быть. Так распорядился рок. По Литтеллу, те, кто — вот просто так, волей судьбы, оказавшись в другом месте, родившись в другое время,— не был в сентябре 1941-го в Бабьем Яру, не должны, не могут судить тех, кто — по воле рока — там находился. И в каком-то смысле даже не важно — во рве или у рва.»

И, наконец, еще мнение о романе: «Литтелл не предлагает этих людей обелить или даже «пересмотреть» оценку фашизма, фашистов и холокоста. Он говорит о возможности пересмотра нашей оценки нас самих, а вернее — нашей самодовольной уверенности в том, что мы бы уж точно никогда, ни при каких обстоятельствах не стояли бы «с ружьем у расстрельного рва». Несколько раз на протяжении этой страшно длинной книги читатель с болезненным чувством осознает, что эта уверенность, да, колеблется.» 

Безусловно, выход русской версии «Благоволительниц» станет одним из важнейших событий наступающего литературного года.
Я, к слову, совершенно не уверен, что лично мне этот роман понравится. Как, по большому счету, совершенно не понравился «Нейропат» Бэккера. Но в том, что «Благоволительницы» кардинально отличаются от выходящей в наших издательствах унылой переводной жвачки, которая лишь по какому-то недоразумению считается литературой, в этом сомневаться не приходится.