Месяц в Дахау

Про эту книгу можно твердо сказать, что я прожил ее вместе с главным героем. Почти месяц реального времени, ни одной страницы по диагонали. Речь о «Благоволительницах» Джонатана Литтела. Разумеется, мой читательский опыт не является универсальным, кого-то эта книга отпугнет своим объемом, кого-то монотонностью повествования, вниманием автора к мелочам, кому-то она покажется этически неприемлемой. Но никто не сможет отрицать, что эта книга – литературное явление и событие. Хотя бы потому, что в наш век твиттера мало кто пишет такие толстые книги, равные по дерзновению замысла толстовской «Войне и миру» (хотя сам Литтел находит это неизбежное сравнение пошлым).

Литтел оказывается в гораздо более сложной ситуации чем Толстой, который писал о в общем-то однозначно трактуемых событиях, никто ведь не стремился к пересмотру войны 1812, завершившейся для всех консенсусно, даже для проигравшего все и вся Бонапарта. Дерзкий американец взялся писать о социуме, позитивное упоминание которого является табу в современном мире. О раздавленном во 2-й мировой войне Третьем Рейхе. О сумерках богов, наступивших для Германии. И неизбежном Холокосте. Его лирический герой, от лица которого ведется повествование – эсесовец Макс Ауэ, участвует во всех мыслимых военных преступлениях. Вместе с ним мы оказываемся у первых расстрельных рвов в Галичине, в гекатомбе Бабьего Яра, где герр Ауэ добивает раненых евреев, на Северном Кавказе, где рафинированные интеллектуалы из СС часами спорят о том, подлежат ли уничтожению горские евреи, прогуливаемся тенистыми аллеями Аушвица, бесстрастно наблюдаем самоубийственное крушение Рейха. Мы смотрим на мир глазами утонченного, хорошо образованного, рефлексирующего убийцы. Толстой с его наивными психологическими этюдами на этом фоне кажется золотушным ребенком. Так, что да, Литтел прав, сравнение пошлое.

В «Благоволительницах» есть два слоя (это очень грубо, в рамках беглой рецензии). Первый – это бесстрастное документальное письмо, основанное на тщательно выверенных исторических фактах и тонких деталях, мгновенно раскрывающих ситуацию. Солдатам расстрельной команды в Бабьем Яре, отдыхающим от расстрелов, привозят на обед кровяную колбасу, и палачей начинает рвать. Сын коменданта Аушвица щеголяет в обновках: «Папа принес из лагеря». Офицер карательной команды обнаруживает в русской деревне умирающую беременную бабу, делает ей кесарево сечение, а его командир разбивает голову новорожденному: «Зачем плодить унтерменшей?». Зло обыденно, буднично, естественно. Это монотонное описание беспрестанного кошмара, в который превратилась жизнь миллионов людей в течении нескольких лет мировой бойни, выгодно отличается от всякого рода гуманистического антивоенного и антифашистского бреда, которым нас всех перекормили «чтобы это больше не повторилось». Литтел, я убежден, не ставил перед собою ни одной позитивной и гуманитарной задачи, и потому у него получилось попасть в цель. Привычные штампы про ужасы войны неприложимы к этому удивительному тексту, когда постоянно ловишь себя на мысли, что ты начинаешь проникаться сложностями быта айнзацкоманд, бесконечными заседаниями комиссий, где до хрипоты спорят об оптимизации процесса массовых убийств. Эсесовцы интригуют, подсиживают друг друга, выпивают после работы, говорят о музыке и философии. Словом, человеческое, слишком человеческое.

Второй слой – не менее важный – галлюцинозно-декадентский. После того как пуля попадает в голову Ауэ в Сталинграде, он совершает трип, возрождающий в памяти «Мифогенную любовь каст», в преддверии падения Берлина он уединяется в доме своей сестры-близнеца, чтобы провести несколько дней в горячем эротоманском бреду. С детства Ауэ, этот цветок зла, испытывает влечение к сестре, по сути, влюблен в свое отражение. Он предается запрещенным в Рейхе гомосексуальным утехам, его любовников убивают или он их сам убивает. Весь этот старый, добрый либертинаж в духе де Сада на фоне рационального, устроенного по науке, конвейера смерти, выглядит практически умильно и трогательно. И здесь играя на провокации, отказываясь от какой бы то ни было попытки выстроить нравственное алиби («зато в душе он человек хороший») Литтел попадает в точку. Впрочем, герр Ауэ и не нуждается ни в каких алиби и оправданиях, он такой, какой он есть, не хороший и не плохой. Герой своего времени. «Если Германия пошла за человеком, который всеми силами стремился приблизить сумерки богов, то она должна пройти этот путь до конца».

Роман Джонатана Литтела – книга из тех, которые способны свести с ума, вынести за пределы добра и зла, туда, где вам приветливо помашет рукой Фридрих Ницше, и вернуть обратно, в пустыню холодного человеческого одиночества, в персональный ад. И вот тогда по вашему следу пойдут Благоволительницы.