Остров энтузиастов

Когда я учился в девятом классе, в советский прокат волшебным образом пробралось "Замужество Марии Браун", затем показали еще две части трилогии о ФРГ, и Фассбиндер надолго стал моим любимым режиссером, оттеснив Бунюэля. В 1985 году в Ленинград приехала Ханна Шигулла, я завел с ней разговор о Фассбиндере, и она вдруг объявила, что к нему нельзя было близко подойти, потому что он никогда не мылся. Новость о запахе режиссера не смогла поколебать моей любви, я мечтал посмотреть все его фильмы и, оказавшись в 1989 году в Мюнхене, пошел за видеокассетами в ныне уже не существующий, а тогда процветавший магазин WOM на Кауфингерштрассе. Пошел и ничего не обнаружил. Что-то потом нашлось в видеотеках, но очень мало. Прошло всего 7 лет со дня смерти Фассбиндера, а в его родной Баварии о нем забыли (и не очень-то любят вспоминать до сих пор, см.интервью с главой его фонда Юлиане Лоренц).

Два года спустя в подземном переходе на Пушкинской площади в Москве, в самом обычном киоске, рядом с сигаретами, пивом и Голливудом, я обнаружил десяток кассет с фильмами Фассбиндера – неизвестно где раздобытыми и переведенными на русский в какой-то пиратской студии. Наверху извивалась гигантская очередь в недавно открывшийся "Макдональдс", а под землей торговали "Тоской Вероники Фосс", и этот огромный экзистенциальный бутерброд в самом центре столицы выглядел так роскошно, что моя вера в  великое будущее России изрядно укрепилась.

Да, в ту недолгую пору, когда людоедское государство донельзя ослабло, мне всерьез казалось, что вылезшее из-под глыб население сможет соорудить на имперских развалинах нечто свободное и замечательное. Точные очертания будущего парадиза я представить себе не мог, но надеялся на энтузиастов, вроде тех, что тиражировали Фассбиндера. Этот национальный феномен очень ценил Петр Вайль, говоривший, что в глухом сибирском селе непременно найдется человек, который никогда не бывал дальше райцентра, но выучил наизусть собрание сочинений Байрона или знает фламенко лучше любого андалусийца. Все самое интересное, что происходило в культуре голодных 90-х – от журнала "Птюч" до издательства "Симпозиум", – было делом рук энтузиастов. От культуртрегерской лихорадки – роднящей русских с японцами страсти к адаптации чужого – розовели щеки умирающей страны. Даже сегодня, в совсем другое время, в кино, театре и особенно в книгоиздании все лучшее появляется благодаря некоммерческим начинаниям одиночек, трудящихся вопреки логике консервативного поворота и лязганью скреп.

Достоин восхищения один из таких просветительских проектов, отчасти похожий по грандиозности замысла на инициативу неведомых киноманов, которые 20 лет назад дублировали всего Фассбиндера. Это собрание сочинений Ханса Хенни Янна (1894-1959), немецкого прозаика и драматурга. В 2013 году издательство Ивана Лимбаха выпустило роман "Деревянный корабль" (первый том трилогии "Река без берегов"), а до этого выходили две книги прозы и пьеса "Томас Чаттертон". Деревянный корабль (такие строил дед Янна) – превращается в живое существо, хранящее множество тайн, а дочь капитана становится галеонной фигурой. Корабль перевозит неизвестно куда непостижимый груз, а владеет им исчезнувший в трюме господин Дюменегульд, он же Смерть, он же Сатана, он же "нормальный человек".

У Янна было много замечательных фантазий. Он считал, что в него вселился дух брата, умершего в младенчестве, его завораживали раны на животе (у него самого в детстве была подобная от падения в погреб), и он дарил их своим героям; и мне очень нравится его уверенность в том, что мигрени, которыми он страдал (у меня такой же недуг) – это напоминание о смерти, предвестие инобытия. Романтическое представление о совместном распаде умерших любовников и обмене частицами плоти (герои "Реки без берегов" меняются кровью) он почти буквально воплотил: на гамбургском кладбище Янн похоронен рядом со своим другом Готтлибом Хармсом. На могиле Янна я не был, но видел его дом. Это прекрасное место – Хиршпарк, богатая окраина Гамбурга, шуршат мерседесы, бродят олени, на сером пляже гуляет золотая молодежь, а в доме Янна теперь кафе с уродливой мемориальной доской, но отменным штруделем.

"Моя борьба, – писал Янн, – против нормального человека, которого в природе не существует, которого культивируют посредство рекламы и злой воли государств, который является из преисподней как унтерменш, чтобы уничтожить животных, людей и леса".
 

В юности Янн мечтал о революции, которая сотрет с лица земли большую часть человечества ради спасения Земли. В его фантазиях идеальным пристанищем для выжившей элиты становился воображаемый остров или город Угрино, где обитают мудрые юноши, а женщины не визжат при родах. Янна тоже можно назвать "энтузиастом", он всерьез пытался создать общину избранных, отвергавших жалкие ценности нормальных людей. Переустройству мира посвящен его роман "Перрудья" (1929), возникший не без влияния "Улисса". В элитаризме, который проповедовал немец в 20-х годах, можно услышать нацистскую ноту, но Янн (с тех пор как в детстве увидел негритенка, выставленного в гамбургском зверинце) делал своими героями чернокожих, а белую расу считал дегенерирующей. Он говорил, что Европа страдает заболеванием мозга: определение, идеально подходящее к сегодняшней России. О послевоенной литературе Янн сказал, что она "стала вонять, как выброшенный на берег кит". И тут такая же история: мне кажется, что вонь эта в России сегодня слышна сильнее, чем в других мирах.

Ханс Хенни Янн был отважней и дальновидней своих современников. Его забота о правах животных (морских млекопитающих, в первую очередь), которая сегодня кажется банальной, 90 лет назад была из ряда вон выходящей эксцентричностью. В Восточной Германии "Реку без берегов" отказались распространять с замечательным обоснованием: "Население ГДР недостаточно зрело для восприятия подобных книг".  Издавать и читать Янна всерьез начали через несколько десятилетий после его смерти, его пьесы возвращаются на сцену (в марте будет новая постановка “Коронации Ричарда III»), так же медленно возрождается интерес к драматургии Фассбиндера.

Я только что прочитал биографию Янна, написанную Элсбет Волфхайм. Она переведена на русский, но пока не нашелся издатель. Нужен еще один энтузиаст, который бы взялся выпустить некоммерческую книгу, переведенную – тоже просто так, из любви к Янну – Татьяной Васильчиковой. Но главный герой всей этой истории о спасительном просвещении – литературовед Татьяна Баскакова, благодаря которой появляется русский Янн, не просто перевод с комментариями, а новое произведение искусства. Свою работу над трилогией Татьяна Баскакова посвятила, в частности, русской редакции Радио Свобода. Вот наш разговор о "Реке без берегов":



– Этот роман состоит из трех или из четырех частей (я говорю так неопределенно, поскольку вторая часть трилогии делится на два тома). Сначала Янн написал “Деревянный корабль” как самостоятельное произведение, и его издателям показалось, что книга проигрышная, потому что там квази-криминальный сюжет, но все эти тайны не находят разрешения в книге. И Янна попросили написать какой-то внятный конец. Он написал сначала конец на четверть странички, потом решил написать заключительную главу – десятую. Эта десятая глава вылилась в роман, который занимает свыше полутора тысяч страниц и является второй частью трилогии. Вторая часть сильно отличается от “Деревянного корабля”: такое впечатление, что это произведение росло как дерево, каким-то непредвиденным образом. Опубликовано оно было – первая и вторая часть – только в 49-50 годах. И дальше Янн попытался написать заключительную часть, “Эпилог”, попытки продолжались до конца его жизни, но эта часть так и осталась незавершенной. Это довольно большой текст – 400 страниц, очень интересный и тоже сильно отличающийся от двух предыдущих.
 
– Кажется поначалу, что героем книги будет владелец корабля, но он таинственно исчезает, и на главное место выходит жених дочери капитана, который пробирается на корабль нелегально и становится так называемым “слепым пассажиром”.
 

– Эта метафора – “слепой пассажир” – очень важна, она проходит через всю трилогию, как идея слепоты каждого человека и его постепенного прозрения. Владелец корабля вновь появляется в самом начале второй части и становится одним из главных персонажей, очень таинственным. Потому что Густав называет его своим Противником, позже – своей смертью. И постепенно складывается, укрепляется впечатление, что и Густав, и владелец корабля, и его невеста – это не отдельные люди, но персонифицированные части одной личности.
 
– Вы пишете, что, может быть, все, кто находится на этом корабле, – это грани одной и той же личности.
 
– Постепенно это становится ясно через систему лейтмотивов. Потому, например, что Густав во второй части разговаривает со своим Противником, но этот разговор начинается в трактире, когда он сидит напротив зеркала. И дальше он идет в бурю вдоль берега и бросает такие слова, что голос бури – это голос, с которым я разговариваю. Мне кажется, говорит он, что кто-то сидит у меня на закорках и разговаривает со мной. Эллена тоже на протяжении романа предстает в очень разных образах.

– Это пропавшая дочь капитана.
 
– Да, она отождествляется с галеонной фигурой, которая в свою очередь изображает Венеру, она тесно связана с музыкой.

– Детективный сюжет – это история ее поисков в недрах корабля,который вообще ни на что не похож. 
 

– Корабль то предстает как лабиринт, то сравнивается с лесом, с зарослями. Он много раз перетолковывается. Во второй части Густав, попав в Латинскую Америку, в лавке старьевщика обнаруживает модель этого корабля, сделанного кем-то с целью показать внутреннее устройство всего этого.
 
– Вы сделали необычную вещь в переводе: выделили курсивом странные слова, обороты, которые как бы выпадают из обычной речи, то есть подчеркнули второй, ирреальный слой повествования.
 
– У меня ощущение, что и в России, и в Германии сегодняшний читатель отчасти утратил те навыки, которые необходимы для чтения такой литературы. Здесь орнаментальное плетение мотивов, за которыми важно следить. Я позволила себе этот прием, потому что мне хотелось, ничего не упрощая, немного помочь тем, кто будет читать этот роман.
 
– А читатель 50-х годов, еще не утративший эти навыки, как воспринял книгу, какие были отклики?

– Были люди, которые чрезвычайно восхищались этой книгой, например, гамбургский писатель Ханс Эрих Носсак, друг Янна, но таких читателей было довольно мало. И вообще Янн в своих письмах, дневниках пишет о кризисе литературы в послевоенной Германии, об упрощении читательского восприятия. Он сам считал, что его книга будет прочитана, но когда-то позже.

– Так оно и происходит. Все больше и больше исследователей Янна. В этот том включена пьеса “Новый Любекский танец смерти”, оченьважная для понимания романа, и вы упоминаете, что исследование, посвященное этой пьесе,занимает 600 страниц.

– Я обратила внимание на такую вещь, которую никто не заметил: что во второй части трилогии, которая скоро должна выйти, цитируются большие куски из этой пьесы, они непосредственно включены в роман.

– Вторая часть выйдет, а  третья?
 

– Вторая часть трилогии, “Свидетельство Густава Аниаса Хорна”, состоит из двух огромных томов. Один том готов, я сейчас получила вторую верстку. А вот второй том мне еще предстоит делать.
 
– А есть еще и роман "Эпилог".
 
– "Эпилог" мне хочется перевести, это очень хороший роман. Я пока вообще не разговаривала об этом с издателем. Там затрагиваются “неудобные” для нынешней России темы: например, мальчик-подросток влюбляется в своего сверстника и его мать одобряет эту влюбленность, старается ему помочь. Его брат продает себя заезжему курортнику, чтобы заполучить игрушку – большой деревянный корабль, и Янн, кажется, истолковывает этот эпизод как свидетельство одержимости мальчишки мечтою о странствиях, силы его личности... Все же я думаю, что, так или иначе, мне удастся найти издателя для этой книги.
 
– На первой странице “Деревянного корабля” – список тех, кому переводчик посвящает свою работу, и там есть и наша редакция – Радио Свобода.

– Несколько лет назад у меня было такое депрессивное ощущение, что моя работа переводчика никому не нужна, что книги выходят и проваливаются куда-то, на них никто никак не реагирует. Но потом, когда я уже переводила трилогию Янна, я стала замечать, что имеется целый ряд молодых или не очень молодых журналистов, которые пишут и умные, и проникнутые личным отношением рецензии на книги, неважно какие, или на спектакли, фильмы. И для меня это было большим облегчением – понять, что такие люди все-таки существуют. Тем журналистам, которые произвели на меня тогда наибольшее впечатление, я и посвятила книгу. Согласившись со словами Янна о том, что наши произведения – это наша собственность, самая подлинная, я решила этой своей собственностью распорядиться (извлечь из нее дополнительное удовольствие).