( к критической массе)

История немилосердна к личностям. Непредвзятый взгляд холодно отметит неуклонное убывание их числа и обмельчание качества. ХХ век особенно характерен. Поэтому он породил такое явление как «культ личности», причем масштабы её измерялись по преимуществу числом погубленных других личностей. Подобное, едва взойдя на ступень выше, питалось подобными. Если период между мировыми войнами был еще борьбой отдельных личностей за самобытность и право независимого голоса, то после них, с победой численных, «мальтитьюдных» демократий, на первый план взамен им были вытолкнуты индивидуальности, хоть чем-то отличавшиеся от среднего электорала.

Единственный человек, чей культ личности был не только создан им самим, не только не строился на терроре, но и не подвергся сколько-нибудь серьезному развенчанию – Сальвадор Дали. Он не только был – и остался – гением по величанию или признанию, не только гением по свершениям, но с самого детства знал, что будет (и есть) гений, и всю свою жизнь строил себя под этим знаком не из дешевого чванства или честолюбия, но из своеобразно понятой обязанности перед самим собой – перед кем же еще? Он помнил себя до рождения - как лицезрение потусторонних видений цветов и форм, «подобных яичнице», как описывает он сам, отдавая дань снижениям и девальвациям, характерным для важнейших подробностей на его полотнах; он до двадцати пяти лет остаётся девственником только из поклонения собственной чистоте; нельзя сказать ни об одном прямом влиянии на его искусство, даже если оно совершалось в соавторстве (с Бунюэлем) или под влиянием таких друзей как Лорка, Элюар, Бретон. Этому мешал своеобразный, тщательно отработанный «параноидально-критический» метод, требовавший везде обнаруживать собственное, своё, интимное, и делать его не достоянием публики, а достоянием полотна и красок. Можно сказать, что весь фрейдизм, как и сюрреализм, был создан ради самосозидания Дали. Характерна сцена бесконечных переодеваний свитеров, пиджаков и шарфов с медицинским градусником во рту во время обряда отлучения Дали Бретоном от сюрреализма. Дали не меняет политических, эстетических, поведенческих, религиозных, дружеских взглядов; он просто снимает очередное одеяние художника, свою сегодняшнюю рабочую блузу.

Всё это традиционно служило (и служит Рудольфу Баландину) поводом в обвинении Дали в беспринципности. Но трудно не заметить принципиальность подобной позиции: всё ветшает, и я не хочу ветшать с этим «всё». Отсюда – особое внимание к себе к своей этому «индивиду», поскольку только «я сам» (подробнее: Мир умир! М..2009), есть мерило неветшающего; даже в сюжете невозможно найти ничего такого, что могло бы обветшать вместе с холстом и красками, даже признаки разложения, преодолеваемых обычно детьми страхов, гниения и низменного служат увековечению индивида, в данном случае – Сальвадора Дали, провозвестника века индивида, творящего свою личность, а вмести с ним – качественного, «магнитьюдного» понимания жизни и общества. Именно поэтому его культ личности, как его собственный, так и сложившийся вокруг него, единственный пережил рубеж столетия и есть, на наш взгляд, провозвестник века индивидов. Индивидуальность, и это всё очевиднее, предается поруганию, как до неё личность; прирожденные особенности не поощряются ни властями, ни медиа, ни рынком. В этом смысле главное произведение Дали, которое он выпестовал в тысячах картин – он сам, как индивид, чьи фантазии, мечтания, сновидения, галлюцинации, «параноидально-критический метод» были лишь попыткой возродить брата своего, тоже Сальвадора, умершего за девять месяцев четырнадцать часов и двадцать минут до его рождения. Именно он был для Дали, по-видимому, и символом века сего, и истинной индивидуальностью, не поддавшейся обобщающим воздействиям природы и общества. И само творчество Дали двоится (так и хочется сказать – «далится»), освобождаясь от одного, оно одевается в новое, нисколько не заботясь о фасоне, моде, погонах и отдавая их не как обычный художник –«в чужие руки», а «чужими руками», руками, уже уставшими от данного полотна и отданного ему усилия рук и бессознательного. Это только сознание упрямится на удержании и воспроизведении существующего: бессознательное настойчиво к новому, - поэтому вчерашние центры композиций оказываются на периферии, присыпанные забвением и искажением, как испражнения по Моисееву закону – вне стоянки и присыпанные лопаткой. Даже время представляется ему пылью – как пылью обозначается, к сожалению, нетление в творчестве несостоявшегося русского сюрреализма – в творчестве «чинарей» (см. публикации культуролога К.В. Дроздова).

В наше время, время гонений, прямых репрессий на индивидуальность, именно так можно только истолковать стандартизацию, глобализацию, долларизацию и мальтитьюдную демократию, когда типовая квартира (шконка) и типовая «корзина» потребления (пайка), несмотря на все ухищрения «ударников» - миллионеров, прямо ориентированы на ее мгновенное потребление и нивелирование, всё чаще возникают голоса о «возврате» - будь то к догматам религии или к животному (Агамбен, Чубаров). И здесь неизбежные слабости, атавизмы Дали, могут дать повод использовать его в свою пользу. Но религиозная составляющая его творчества (так и хочется сказать – «тварчества»), как и культ жены Гала, могут быть истолкованы как избегание (религия) /возврат (особь) к животному. Детальные описания состояний тела и телесных переживаний, данные самим Сальвадором Дали, говорят, что это только ещё одна жертва, жертва готовящаяся, а не приносимая уже – как истинной жертвой может быть только еще готовящаяся жертва, а не принесенная уже, отпавшая в гниение, фекалии, в бессилие и искажения, на потребу столь любимым Дали насекомым. Именно признание индивидного спасет положительное в индивидуальном и личном.

Поэтому опыт Дали, самостройного гения, почти что индивида, говорит, что либо, на пути назад, нам наследуют насекомые, либо, на пути вперед, мы должны стать индивидами, кем всё-таки не стал Сальвадор Дали. Ведь гений – это из арсенала личностей, а не индивидов. Индивид жив всегда и везде, для него всё, кроме него – разложение и абсурд, плод его слишком рациональных снов и галлюцинаций. Это – путь вперед, к самостроительству индивида, не слишком уже заботящегося о животном начале в себе. Как и о человеческом. Критическая масса качественного, «магнитьюдного» общества накапливается и без «параноидально-критического» метода; именно неявные репрессии против индивидуальности вынашивают не столь массовое - индивида, вдохновленного собой, своими пренатальными видениями яичницы, что окончательно отрывает его от рода, что еще связывает его с животным и психоанализом Фрейда – своими язвами и ограниченностями, своим совершенством и самовозвеличением в действии – не за счет других. И совершенство само-творчества Дали, его культ личности – практически единственный, что пережил прошлый век и унаследован веком нынешним, который должен стать веком индивидов, вдохновляемых пренатальным. Не только для себя, но и для многих.

Биография, написанная Баландиным, ценна как свидетельство явного или неявного замысла всей серии биографий, издаваемых издательством «Вече»: собрать своеобразное вече из избранных ими деятелей ХХ века и прямо по-прудоновски отсечь их дурные стороны, почти что иконы для подражания не создавшего еще себе иконостаса веку ХХI. Поэтому Баландин часто противоречит тому, что пишет сам Сальвадор Дали о себе самом, хотя противоречия эти тщательно затушевываются или не замечаются. С точки зрения критической социальной философии можно утверждать, что события 2011 года − есть Мировая революция, начался Великий Возврат после Великого Отказа, провозглашенного на излете 60-х Гербертом Маркузе, страстным противником онтологизации «сущего». Поэтому серия биографий представляется своевременной, однако в значительной своей массе не свободной от тенденциозности и предвзятости.

Однако классическое вече, Новгородское (ранее вече собиралось в очень многих городах Руси) чаще всего обнаруживало противоречия Софийской и Торговой сторон и завершалось столкновениями на мосту через Волхов, на который как знак неизбежных раздоров бросил свой посох Перун, сброшенный в воду при крещении новгородцев. Как бы уважаемым авторам «Веча» не остаться глухими к «реву племени» нарождающегося, о чем можно видеть предупреждения в сборнике «Из глубины». Лично же автор этих строк стоит за Софийскую сторону, и вполне очевидно, за какую сторону – «Библиотека Коммерсантъ»