Юрий Бродский: «Соловки есть точка самоидентификации России»

Книга фотографа и историка Юрия Бродского «Соловки. Лабиринт преображений» (М.: «Новая газета», 2022) –  это не только продолжение и развитие прежних работ автора («Соловки. Двадцать лет Особого Назначения», 2002 и последующие книги). Это фундаментальное исследование, реквием и молитва одновременно. Хронологический отчет и напряженное размышление о далеком прошлом, которое пронизывает настоящее, об основных векторах развития и «болевых точках» российской жизни, сосредоточенных на небольшом участке суши архипелага в Белом море. Юрий Бродский посвятил Соловкам без малого 50 лет.

Для как минимум двух поколений писателей, исследователей, просто заинтересованных современников он давно стал «гением места», о котором рассказывают легенды. Главный консультант многих фильмов, начиная с хрестоматийного «Власть Соловецкая», автор первой в СССР экспозиции о ГУЛАГе (в музее Соловков) «Железной рукой с загоним человечество к счастью!». Знают его и в Европе — первая книга о СЛОНе издана в Италии раньше, чем в России, выставки фотографий прошли в Милане, Римини, Варшаве, Дрездене… Их главной темой были узники СЛОНа, его повседневность и страшная правда. Но новая книга — совершенно особая. Академик Лидия Неведомкая очень точно охарактеризовала ее смысл: «Главная отличительная черта этой книги – редкий и поэтому особенно ценный синтез трех способов постижения мира: научный, художественный и религиозный. Фактография выверена с научной точностью, строй речи и визуальное оформление соответствуют, а отношение автора к Соловкам демонстрирует его искреннюю веру в морально-нравственные нормы людей и в беспредельную мудрость Творца».

— Что для вас Соловки?

— Название малюсенького архипелага в Белом море занимает на страницах русской истории место несоизмеримо большее, чем площадь островов на карте страны.

Соловки есть точка самоидентификации России. Не случайно Соловки поминают «инженеры человеческих душ» Пушкин, Лев Толстой, Чехов, Тургенев, Лесков, Рерих Бунин, Булгаков, братья Стругацкие… Они не были на Соловках, но само название острова для них это символ.

— Если Соловки — это один из символов России, то что для Вас символ Соловков?

— Лабиринт. Соловки — это земля лабиринтов. Изображения спиральных лабиринтов, похожих на мозг человека, возраст которых достигает нескольких тысяч лет, известны на всех континентах, кроме Антарктиды. Но такой концентрации лабиринтов на небольшой территории нет нигде в мире, кроме Соловков.

Дмитрий Муратов, увидев впервые большой лабиринт на Заяцком острове, прошептал мне: «Жуть! Это как история России. Влево, вправо, влево, вправо, а на самом деле всё по кругу». Опыт Соловков бесценен, но не востребован.

— Как вы впервые приехали на Соловки?

— В 1970-м, в Каргополе, где мы с напарником производили фотосъёмку слайдов по договору со студией «Диафильм», я встретил пилота, командира вертолёта, который год назад спас в Туруханском крае нашу экспедицию романтиков, проводивших отпуск в тайге. Планировалось, что наша группа с нашивками «Академия наук», доставленная на таёжное озеро гидросамолётом, поднимется на водораздел, сделает на горной реке плот и сплавится на нём до жилых мест. Но что-то пошло не так. Мы не рассчитали сил, и, отжатые лесными пожарами, оказались в абсолютной глуши за 300 километров от ближайшего жилья. Ободранные и обгоревшие, мы 50 суток (вместо семи дней) не видели людей. Наш костёр случайно увидели лётчики, искавшие своих геодезистов.

Новая встреча с моим спасителем затянулась на несколько дней. Чередуя дела с возлияниями, мы слетали на фантастическую рыбалку, ребята показывали мне заброшенные деревянные храмы, а потом одарили Соловками. Я ничего об островах толком не знал.

Вертолёт, который обслуживал какую-то экспедицию, вылетел из Онеги, промчался вдоль залива и завис над спортивной площадкой у озера. Сесть борт не мог, так как это фиксировалось приборами. Но я успешно спрыгнул на землю, отбежал в сторону и лёг в траву, наблюдая, как новые друзья улетают. Ощущение было необычное, будто я вернулся после разлуки. Обустроился я в кремле, в пустой комнатке на загаженной мельнице, возле помещения с горой изношенной обуви, оставшейся, как потом узнал, со времён лагерей. Прожил три дня, но нужно было возвращаться. Ушёл на материк на пароходике «Лермонтов», который совершал рейсы два раза в день. Билет стоил рубль 95 копеек.

Через две недели появилась возможность вернулся на остров. Мне повезло, нас с коллегами по какой-то партийной разнарядке мобилизовали на мелиоративные работы в Волоколамский район. Я там откупился, сделав фотографии для местной «Доски почета». Получил на руки табель, будто бы отработал 14 дней. Не заезжая домой, сел в мурманский «Полярный экспресс» — до Кеми. Полка в общем вагоне — копейки, а то и бесплатно.

Потом прилетел зимой. Копил отгулы, сдавал за отгулы кровь. Билет на самолёт АН-2 из Архангельска стоил 7 рублей, многие могли себе такое позволить. На острове я числился внештатным фотографом музея. Снимал архитектуру для буклетов, добычу водорослей, производил фотофиксацию экспонатов. Сотрудничество с музеем давало мне возможность жить в комнате в полузаброшенном Новобратском корпусе.

Следов лагерей в начале 70-х было огромное количество. Надписи на стенах, дверные глазки, кормушки. Их тогда уже целенаправленно уничтожали, я старался сохранить если не оригиналы, то фотоизображения. По гороскопу я «учёная собака, которая остро чувствует несправедливость».

Вокруг меня, и в этом моё счастье, было много прекрасных людей…  В какой-то момент знакомлюсь на острове с Ефимом Эткиндом. Он был с дочерью Машей, а с ними — Володя Загреба, врач и писатель. Сидя у них ночью на сеновале, на 7-м пикете, я рассказывал новым друзьям о своих находках, да и о себе. Я мол, лыжник, альпинист, секретарь комсомольской организации, воюю с бюрократами…  А Ефим Григорьевич (он был тайным хранителем одной из копий рукописи «Архипелага ГУЛАГ!») мне говорит: «Ты, Юр, все делаешь правильно, но у тебя исходная точка не совсем правильная. Давай вместе подумаем…»

Мы о многом тогда с ним на Соловках говорили, а потом в Питере, у него дома, на Новороссийской улице. Ефим Григорьевич рассказывал и делился опытом. Он был добр ко мне и доверял.

Уроки профессора даром не прошли. Приезжаю на родной завод в подмосковной Электростали и говорю: «Не буду я вступать в партию». Я был кандидат. Скандал, конечно.

— И это военный завод?

— Средмаш, почтовый ящик №3, я там 42 года проработал. Сначала испытателем, а потом создал фотослужбу и возглавлял её. У меня было там много замечательных коллег. Без их поддержки, наверное не выжил бы.

После недобровольного отъезда Эткинда из России я познакомился с писателем Федором Александровичем Абрамовым, он приезжал на Соловки, я ему тоже рассказывал, показывал.  Подружились. Договорились, он будет писать роман, я ему помогать с материалом. Я в восторге! Летаю по всей стране, счастливый. За свой счёт. До Петропавловска добрался. Записываю рассказы бывших узников. Восстанавливаю историю Соловецких лагерей. А меня уже «пасёт» КГБ. Несколько раз «профилактировали», пугали, пытались посадить за то, чего я никогда не совершал. К счастью, чекисты, меня теребившие, умом не блистали, и это позволяло сводить противостояние к ничьей. Кроме того, ко мне хорошо относилось руководство моего предприятия по производству ядерного топлива. Я работал на его благо самозабвенно, а заводчане не раз выводили меня из под удара. Среди них были очень сильные личности. Директор, решительно меня защищавший, позже стал министром.

Когда Фёдор Абрамов, для которого я собирал соловецкие воспоминания, умер, мне удалось привлечь к сотрудничеству Андрея Битова. Отец его первой жены Георгий Шамборант сидел в СЛОНе, и Андрей был не чужд темы Соловки. Он умница и боец. Мы с ним однажды прошли по архипелагу несколько десятков километров пешком, он сапогами ноги в кровь стёр, но терпел, ни разу виду не подал. Вот, только книгу про остров Битов не написал, не сложилось. Но чего только стоит его тост: «За Соловки, чтобы они стояли, но на них не сидели!»

— На Соловках оставались бывшие узники?

— Нет, на острове их не было. Но иногда они приезжали, хотя старались не афишировать себя. Чаще (тоже потихоньку) приезжали родственники погибших, пытавшиеся найти могилы своих близких. Люди, пережившие ужасы ГУЛАГа, не спешили делиться пережитым. Ольга Лобанова, отсидевшая пять лет, мне говорила, что даже дочери она не решалась поведать о том, что видела на острове. «У вас жизнь впереди, а я на всю жизнь напуганная», — извинялась она передо мной, когда мы подружились. И я пересказал в своей книге её историю и истории десятков других людей, потому, что мне удалось заручиться доверием этих людей. Сегодня из бывших узников Соловков в живых не осталось никого.

— Фильм «Власть Соловецкая», в создании которого Вы принимали участие, стал знаком эпохи, он открыл шлюзы, и тема репрессий, как части советского  прошлого, стала одной из важнейших, ее осмысление было синонимом реальных перемен в настоящем и надеждой на обновление в будущем.

—  Когда в 1986-м возникла идея создать фильм о Соловецких лагерях, директор картины Владимир Москалейчик приехал ко мне домой, сказал, что очень достойные люди назвали меня лучшим знатоком по СЛОНу. Он пригласил меня на «Мосфильм» в качестве научного консультанта. Режиссёр Дмитрий Чуковский (Марина Голдовская сначала была только оператором, а режиссёром стала только в процессе работы) дал мне сценарий, называвшийся тогда «Спаси меня хоть крепостью, хоть Соловецким монастырём». Я сценарий изучил, сделал для творческой группы доклад со слайдами, который закончил словами о том, что работать со съёмочной группой не смогу, так как у меня совсем иное видение проблемы. Мне было очень грустно, так как люди, собиравшиеся делать фильм, мне приглянулись с первого взгляда.

Но тут автор сценария — Виктор Листов — улыбается: «Очень хорошо, что ты правду сказал. Сценарий писался для того, чтобы деньги получить. А работа над фильмом ещё впереди. Твои знания нам очень нужны. Помоги нам, а мы тебе будем помогать осмыслить Соловки».

Мы многое изменили в сценарии, нашли новых героев, включили новые темы. И название — «Власть Соловецкая» — родилось само собой. Позже были ещё два десятка фильмов в создании которых я принимал участие, но такого счастливого сотрудничества больше не было никогда.

Когда фильм был сделан, он увидел свет исключительно благодаря поддержке Горбачёва, которому Марина Голдовская смогла 7 ноября 1988 года показать на даче «Власть Соловецкую».

До появления «Власти Соловецкой» любое упоминание о СЛОНе было вне закона. Андрей Миронов, погибший в мае 2014 вместе с итальянским журналистом Андреа Рокелли на востоке Украины, был отправлен в лагеря уже при Горбачеве. Ему в Ижевске прокурор инкриминировал то, что де он публично заявил, будто «У нас власть не советская, а — соловецкая».

Соловки-лагерь упоминать крепко-накрепко запрещалось. Память о репрессиях коммунисты старались уничтожить. В 1959 году председатель КГБ Александр Шелепин специально предупреждал главу компартии Н.С. Хрущева о том, что хранение десятков тысяч дел расстрелянных угрожает расконспирированием спецопераций, со всеми нежелательными для государства последствиями. В актах о сжигании архивов Соловецких лагерей в качестве единицы измерения истреблённой памяти фигурируют мешки. Десятки мешков с документами.

Сотрудников Соловецкого музея на острове под роспись знакомили с «Памяткой» КГБ о том, как экскурсоводы должны реагировать на вопросы туристов про лагеря. В группы экскурсантов на Соловках нередко внедряли доносчика или провокатора-чекиста, чтобы выявлять нарушителей «Памятки».

— Чему был посвящен музей в советское время? Монастырю? Кто приезжал на экскурсии?

— О монастыре как о богомолье в советское время говорили поскольку-постольку, упор делался на историю тюрьмы, на хозяйственную деятельность обители, на военную историю. Особое внимание уделялось антирелигиозной пропаганде, по этому поводу устраивались всевозможные проверки, вплоть до комиссий из ЦК КПСС.

Приезжали на остров самые разные люди: по профсоюзным путёвкам — трудовые коллективы, сборные группы из разных регионов страны, много было и «дикарей» — людей, приезжавших в индивидуальном порядке. Это была самая благодатная публика, мы на экскурсиях им потихоньку рассказывали о том, что тут было во времена лагерей.

— Но в «перестройку» ситуация изменилась, то, что пытались скрыть и спрятать, стало достоянием гласности?

— После выхода на экраны «Власти Соловецкой» директриса Соловецкого музея Людмила Лопаткина (она — умная) предложила мне сделать выставку о лагерях. Люди хотели знать правду о прошлом, и замалчивать её было невозможно. Нам самим нужно было понять, почему появился ГУЛАГ, и почему, родившись на Соловках, он в начале 1930-х выплеснулся на материк.

Лагеря возникли на Соловках одновременно с приходом советской власти. В 1923 году состоялись первые расстрелы. В 1925 сложилась система СЛОН. К этому времени весь лес на островах был уже вырублен. Но лес — это валюта! И соловецких заключённых гнали валить лес на материке. Лагерные отделения Соловков функционировали от Ленинградской области и Мурманска — до Сибири. Варлам Шаламов сидел в Вишерском отделении СЛОНа на Урале. Соловецкие заключённые сначала валили лес, а потом строили дороги, добывали полезные ископаемые, черпали нефть… Лагеря на материке до начала 1930-х продолжали называться Соловецкими. Слово «Соловки» из географического названия, преобразилось в название системы, в символ нового порядка.

— Малоизвестный сюжет — сотрудничество монахов с чекистами. Многих он шокирует, я думаю?

— В истории Соловецкой обители, начиная с её основания, когда наёмники с железными прутьями «жестоко и с гневом» гнали карелов, немало грустных историй. Еще до прихода большевиков братия создала на островах «совет монашеских депутатов» и свергла власть архимандрита Иоанникия. В 1927 году 112 монахов обители, которую никто не закрывал, числилась в составе администрации Соловецких лагерей Особого Назначения. Они получали обмундирование НКВД первого срока, монашескую пайку, да жалование два раза в месяц по 30 серебряных рублей. Денежное довольствие у братии было меньше, чем у других вольнонаёмных сотрудников (иноки не были членами профсоюза), но серебрянников хватало на содержание неработающих начальников обители.

— Ваша выставка была первой экспозицией о системе лагерей в СССР?

— Да. Мы сделали выставку, в основном, по моим фотографическим и текстовым материалам, собранным подпольно в годы советской власти. Я был идеологом экспозиции, а мой друг питерский театральный художник Александр Баженов стал автором художественной концепции и своими руками собрал все придуманные им деревянные конструкции. Главный хранитель Соловецкого музея Антонина Сошина знала, где найти заныканные до поры до времени материальные свидетельства деятельности СЛОНа. А Антонина Мельник, журналист по образованию, выполнила редактирование и литературную обработку текстов.

Экспозиция получилась удачная, она просуществовала 20 лет, хотя её несколько раз кромсали чиновники от культуры, пока не объявили морально устаревшей. Когда начали делать новую экспозицию, меня позвали консультантом, но все мои предложения отвергались. Доходило до абсурда — я предлагал сделать несколько фризов со стихами из «Реквиема» Ахматовой, а мне говорят, нет, Ахматова у нас не сидела. Общаться с этими чиновниками не имело смысла.

Бывший чекист, советник архангельского губернатора по развитию Соловков, придумал концепцию дозированной подачи материалов о лагерях. Её суть в том, что, говоря о лагерях, необходимо поминать только православных новомученников, избегая говорить о том, кем были мучители. Он уже договорился до того, что «без новомученников и исповедников соловецких не было бы победы в Великой отечественной войне». Никто чиновнику не объяснил, что почитание новомученинков — это, в первую очередь, небезопасное смысловое следование подвигу людей, замученных за неприятие советского режима.

— На экскурсиях сегодня говорят, что на Соловках погибли в основном православные священники. Но ведь среди узников были и атеисты, и ученые, и аристократы, и убежденные коммунисты, и просто случайные люди.

— Среди соловецких заключённых никогда не было более десяти процентов узников, сидевших в лагере по церковным делам, включая и католиков, и раввинов, и мусульман, и шаманов, и приверженцев разных сект.

В Соловецких лагерях на островах и их отделениях на материке оставили свою жизнь или часть жизни около миллиона человек. Каждый год сюда приезжают множество людей из разных стран, самые активные пытаются поставить в единственном маленьком загончике вокруг соловецкого камня с надписью «Соловецким заключённым» памятные знаки своим близким: украинцам, вайнахам, полякам, скаутам…

«Один памятник для всех сотен могил рвов, ям, в которых зарыты тысячи трупов, должен еще более подчеркивать обезличивание, забвение, стёртость прошлого», — сказал Дмитрий Лихачёв о Соловках. И поэтому не дадут сегодняшние соловецкие монахи сделать мемориальной камеру в Новобратском корпусе, где сидел Дмитрий Сергеевич. Архангельский губернатор не раз публично обещал, что будет такой музей, но Соловецкий монастырь этого не допустит! На родине ГУЛАГа о ГУЛАГе сегодня стараются забыть. Следы лагерей уже уничтожены. Священноначалие сегодняшнего монастыря со своей колокольни решает, что и как показывать посетителям Соловков.

На Секирной горе, официальном месте расстрелов, на площадке, где земля пропитана кровью на метры, нет ни табличек, ни монументов. Приезжают на площадку за алтарём храма Вознесения молодожёны — выпить под крики «Горько!» шампанского. Приезжают молоденькие инокини из женского отделения мужского монастыря, гоняют тут на снегоходах, у них это называется «покатушки». И обижаться то на них нельзя. Вид с горы очень красив. А сколько душ тут погублено, им невдомёк.

«Мемориальцы» привезли из Питера и поставили в Савватиево вблизи места убийства первых политзаключённых гранитную плиту с именами шести узников, застреленных вечером 19 декабря в 1923 года. «Они боролись за свободу народа, честь и достоинство личности». В первую же ночь плита исчезла. Монах-скитоначальник пояснил Юрию Дмитриеву, что почти все убитые социалисты были эсерами, а значит, террористами.

В июне 2010 года во время посещения урочища Сандармох, где в 1937 году были убиты 1111 соловецких узников, Патриарх Московский и вся Руси Кирилл свёл причины зверств коммунистического режима к утрате большевиками веры в Бога. Вроде бы «неверующий человек может быть зверем, а верующий — никогда». Увы, крестик на шее или партбилет в кармане, как и прокурорская кокарда, не могут быть сами по себе гарантией высоких моральных качеств.

Исчезновение материальных свидетельств, напоминающих о монастырских тюрьмах и советских лагерях, завершено. Последний из научных сотрудников, занимающийся историей мест заключения, был уволен накануне летнего сезона 2017 года. Масштабные ремонтные работы, производимые непрофессиональными наёмниками, нарушили пропорции и гармонию древнего архитектурного ансамбля, включённого в Список всемирного наследия ЮНЕСКО. Игумен монастыря, не стесняясь, предлагает увезти камни соловецких языческих лабиринтов на материк. Он ввёл в оборот термин «разъюнескаться» — выйти из под эгиды ЮНЕСКО.

— Сколько людей приезжают сегодня на Соловки?

— Около тридцати тысяч в год. Столько посещают Эйфелеву башню ежедневно.

На остров Эльба в год приезжает 3 миллиона человек. Столько же — 3 миллиона в год — поднимается в труднодоступный тибетский монастырь Шаолинь. И эти три миллиона совершенно не мешают отшельникам и монахам жить в своём маленьком монастыре, соблюдая свой внутренний устав. Все можно организовать. Я полагаю, что соловецкая монастырская администрация лукавит, когда заявляет, будто туристы мешают монахам и паломникам.

Люди всё равно будут стремиться на остров, нужный и археологам, и орнитологам, и архитекторам, и специалистам по лишайникам, и историкам, и тем, кому дорога память о жертвах репрессий. И ещё сотням людей, для которых общение с Соловками есть способ самовыраженния, как для других музыка или рисование.

— И потомки сотрудников НКВД?

— Они не хуже и не лучше нас с вами. В 2017 году приезжала из Америки редкая умница, медик-биолог, обаятельная Галина Чёрная. Она в СССР была лишена гражданства, и впервые за много лет решилась посетить Россию, причём именно Соловки, где её дед-чекист в самые страшные годы оказался недобровольно.

Я не согласен с теми, кто говорит, что надо до шестого колена заклеймить потомков палачей. Не забуду, как после выхода «Власти Соловецкой» к нам пришла дочь начальника управления СЛОНа Фёдора Эйхманса. Он сам потом был расстрелян как английский шпион. Ее мать приехала на Соловки на свидание со своим отцом, а начальник увидел симпатичную девушку, обещал освободить отца, если та выйдет за него замуж. Обещание сдержал, Эльвира Фёдоровна родилась от этого брака. После расстрела отца ей довелось испить чашу члена семьи «врага народа», включая высылку. А в постсоветское время нашлись активисты, клеймившие её как дочь палача. (Ф.И. Эйхманс палачом, по-моему, не был, в отличие от своего предшественника А.П. Ногтева или начальника Соловков Д.В. Успенского) Она вопрошала нас: «В чём же я виновата? И моя дочь Маша?» Они в конце концов, слава богу, смогли эмигрировать в Америку. 

— Какой памятник Вы бы хотели увидеть на Соловках?

— Зураб Церетели мечтает поставить на 70-метровой Секирной горе 100-метровую статую Христа — самую большую в мире. Я не сторонник гигантизма. Пусть будет Христос, но как статуи Родена. Сюжет: Иисус Страждущий — человек, сидящий в темнице, в ожидании казни. У меня есть фотографии статуи, которая принадлежала Соловецкому монастырю, а потом стала экспонатом музея СЛОН. Фигура Спасителя выполнена из дерева, но кандалы и цепь на ней железные, соловецкие, из местной тюрьмы.

Или можно расчистить на берегу моря площадку, чтобы каждый, кто захочет помянуть погибших, мог принести свой камень (их вокруг тысячи), и положить его в пирамиду. Вечно живой памятник. А когда память иссякнет, камни рассыплются по берегу, и не будет проблем, как с огромными монументами советской эпохи.

— Состоится ли в России покаяние, о котором так много говорили в конце 1980-х, когда снималась «Власть Соловецкая»?

— Покаяние — не количество земных поклонов и не декларация о благих намерениях. Суть греческого слова «покаяние» — «переосмысление». Без покаяния немыслимо возрождение. На острове, известном как точка самоидентификации России, переосмысления не произошло. Сегодняшняя попытка возвращения в прошлое, когда Соловецкий монастырь монопольно владел Соловецким архипелагом — это путь к повторению трагедии, уничтожившей Российскую империю с её бездарными правителями и миллионами зависимых от них людей. Нам опять будет нечего предъявить миру, кроме своего отрицательного опыта.

Интервью 2019 года.