В Kельне открылась выставка одного из самых известных немецких фотографов рубежа 50-60-х годов, Хорста Баумана. Он снимал всех, от сталеваров и автогонщиков до звезд кино – и сохранял собственное лицо. 

Фотографы как дети – каждый радуется своему. Лев Бородулин – его отличная выставка проходит сейчас в Еврейском музее, - любил спорт, а Валерий Плотников- студийные портреты. И если фотограф выходит за рамки привычного, нередко его ждет пусть и не катастрофа, то гораздо меньший успех.

Хорст Бауман (1934 – 2019) любил всё, и всё, за что бы он ни брался, у него получалось. Выставка «По поводу визионера» в кельнском Музее декоративно-прикладного искусства показывает, насколько многосторонним автором он был – ему удавалась и street photography во времена, когда жанр «уличной фотографии» был отработан, казалось бы, полностью, и репортажная съемка - его книга о сталеварах по-прежнему смотрится как прорывная, и портреты. Он одинаково хорошо работал и в черно-белой фотографии, и в цвете, совершив в последнем прорыв за десятилетие до «отца цветной фотографии», американца Уильяма Эгглстона и связанного с ним движения new color. Но именно черно-белые снимки занимают наиболее важное место в наследии Баумана, не случайно в его архиве, на 3500 черно-белых снимков приходится лишь 750 цветных, правда, еще и несчитанное количество диапозитивов. Этот архив его дочь передала в маннгеймскую фотогалерею ZEPHYR – в Маннгейме же «По поводу визионера» показывали в начале года,

Родившись в Ахене и прожив большую часть жизни в Дюссельдорфе, Бауман был самоучкой в фотографии, все образование – клуб фотолюбителей, что не помешало ему рано обратить на себя внимание профессионалов, первую публикацию в Leica Fotografie автор опубликовал в 19 лет.

В 50-е Германия напоминала в чем-то Россию начала 90-х, диплом был не так важен, как умение, а журналистика оставалась событием.

Взгляд Баумана отличался от взгляда его коллег – не только социальностью, но и нестандартностью. Снимая детей, он в последнюю очередь ищет улыбки и счастливые лица, ему куда интереснее сосредоточенность или даже - крупным планом – видавшие виды детские ботинки. Так ярмарка с ее каруселями и клоунами становится портретом эпохи.

Так же нестандартны были и его портреты знаменитостей из мира эстрады и кино. Он снимал великую французскую певицу, музу Сен-Жермен-де-Пре Жюльет Греко, стихи для которой писал Сартр и Раймон Кено, еще молодую Джейн Фонду, только собиравшуюся замуж за Роже Вадима, и первую «девушка Бонда» из «Доктора Ноу» Урсулу Андресс. В фотожурналистике Баумана меньше всего интересовала роль хроникера, куда больше – художника, исследующего то жизнь рабочих окраин, то будни знаменитой фехтовальщицы, то быт добытчиков нефти. Лишь однажды он занялся большой политикой, документируя предвыборную кампанию консервативного Христианско-демократического союза, но это выглядит скорее исключением в его биографии, строившейся по принципу «делаю, что мне интересно».

Как журналист-фотограф, работавший с крупнейшими иллюстрированными еженедельниками уровня Stern, и с такими по-прежнему влиятельными ежемесячниками как Twen, Бауман исколесил всю Германию и полмира. Едва ли не лучшие его съемки связаны с «Формулой-1», которую он снимал и дома, и в в Англии. Спорт здесь не глянцевое безумие, но тяжелая работа для умных людей, чем-то напоминающая мир больших скачек. И даже когда снимок назван «Джим Кларк в зеленом «Лотусе» на Гран-при в Сильверстоуне в 1963 году», известного гонщика в кадре не видно. Альбом «Новые матадоры», куда вошел этот снимок – сейчас в Кельне серию показывают едва ли не полностью, - стал событием в 1965-м, и выглядит образцово до сих пор.

Награды сыпались со всех сторон. Бауман не раз участвовал в знаменитой кельнской фотоярмарке photokino и становился ее лауреатом. В 30 лет его персональную выставку показал нью-йоркский Музей современного искусства - не так давно музей включил эту экспозицию в число 52 важнейших в своей истории, - затем последовали выставки и награды в Париже. Правда, к концу 60-х Бауман решил переменить судьбу и вместо фотографии заняться искусством и дизайном. Он вообще любил эксперименты с собственной жизни – имея за плечами опыт работы в качестве приглашенного доцента в Высшей школе дизайна в Ульме, в возрасте 60 лет становится студентом и поступает на факультет философии и медиа в Дюссельдорфе; учился там Бауман десять лет.

Мультимедиа, искусство, рожденное лазером, временная архитектура привлекают его больше всего остального, и здесь он тоже оказывается не последним. В 1977 году Бауман участвует в Шестой Документе в Касселе, событие в мире искусства куда более важное, чем венецианская биеннале. Успех ждет и здесь: лазерный луч-скульптура  - едва ли не первый такого рода в истории искусства,  - до сих пор разрезает по ночам кассельское небо. По-прежнему работают и некоторые другие его проекты, вроде башни в ставшим родным Дюссельдорфе. Об этом кельнская выставка, впрочем, уже не рассказывает, сосредоточившись на фотонаследии – и как-то не акцентируя короткую память профессиональной фотографии. В итоге, впрочем, жестоким оказывается не только фотомир, где Бахмана постарались забыть максимально быстро и максимально надолго, одно время даже не включали в учебники по истории немецкой фотографии, но и мир искусства. До начала 90-х о Баумане-художнике еще писали, затем критиков и здесь настигла амнезия. Куратор выставки Ханс-Михаель Кетцле даже говорит о «стертом из истории имени». Сам по себе лазерный луч хоть и прорезал дорогу к новым проектам, но не гарантировал места в антологиях. Зато если визионера впоминают, то уже решительно и, может быть, навсегда.

На снимке вверху: 

Jim Clark auf Lotus, Großer Preis von England, Silverstone 1963 © Horst H. Baumann.

Это расширенная версия статьи, опубликованной Ъ.