Молчание не в счет
Место издания:
Frankfurter RundschauПисательница Анетта Пент знает, как подобраться к персонажам поближе, но при этом не проявлять назойливости. В «Хронике близости», как ясно уже из названия, именно это и заботит героинь: насколько люди могут стать ближе друг к другу, при том что, быть может, лучше этого не делать вовсе?
Сперва мы видим мать, которая оставляет свою дочь в одиночестве, но всё равно не дает ей покоя: «Мать грозит Анни смертью, это ей хорошо удается: «Я умираю, тихо бормочет она…» Когда отца насмерть сбивает машина, то рядом с воображаемой смертью всегда теперь маячит настоящая, никуда не девающаяся смерть, которой громкие слова ни к чему, – тогда мать говорит: «Ты должна остаться со мной». И «Анни приникает к ее груди, хотя не может взять в толк, что мать имеет в виду: куда же она денется?»
Анни должна работать в курятнике: «Если курицы умрут, ты будешь виновата!» Анни трудится не покладая рук, «она не дура, и у нее есть язык, чтобы спрашивать, и глаза чтобы видеть», Анни учится, как обходиться не только со своими тайнами, но и с материнскими – ведь мать иногда хочет побыть ее подружкой. «Мы же обе девчонки, – говорит мать и подмигивает Анни, – у нас свои секреты». Анни часто отсылают из дома прочь, но однажды она возвращается раньше и сталкивается в передней с мужчиной. Так Анни учится придумывать и притворяться.
Так и получается, что люди становятся тем, что они есть.
Пент затрагивает проблемы психологии
Ведь есть еще и другая мать – мать, которая не хотела иметь детей, «уж точно никаких дочерей, и речи об этом быть не может». Ее дочь всеми силами добивается материнской любви, а мать со своей стороны ощущает это так, будто ее все время пытаются застать врасплох: «Объятия – не так-то просто. Один из нас едва заметно сопротивляется». Дочь обижается, когда ее упрекают в том, что она была ужасной плаксой, но мать удивительным образом может противоречить самой себе: «Красятся только пустоголовые, – узнает дочь. – Пора бы уже поумнеть…» А под конец разговора мать заявляет: «Но зеленый тебе совсем не идет!»
Когда мать приглашают на лекцию, «тогда я подчинилась, я не могла иначе. И спросила тебя озабоченно, ты ведь знаешь, что слушатели все учились». При этом она любит свою мать, и когда вспоминает обиды, эту не забывает: «Но скоро у меня будет двое детей. Ты только один из них. Я тебя любила, а ты мне нет».
Размытая грамматика в последнем предложении – не случайная ошибка Анетты Пент. И даже тот, кто не видит в речевой характеристике большой литературной ценности, не может не уважать Пент, которая использует ее умело и обдуманно. Тут ведь всё об общении, с разных сторон его участников. Бабушка говорит, чтобы отыгрывать раз присвоенную роль, чтобы манипулировать своей дочерью и дрессировать ее. Дочь, Анни, уже сама мать, говорит для того, чтобы держать дочь на расстоянии, чтобы не давать времени для расспросов. При этом она тоже играет – не мелодраматично, а скорее на манер современной трагической актрисы. Кстати, она – есть тут и своя логика, и своя ирония – переводчица. Дочь говорит, потому что боится: «С тех пор, как я научилась говорить, я говорю от страха. Чтобы подавить страх, конечно – а зачем еще говорят люди?»
Ныне мать лежит в больнице, и в то время как она молчит, дочь уговаривает ее. Другого способа она не знает. Она из семьи «говоруний» (с мужчинами история иная, даже если важно найти «суженого»): «Бабка, мать, ребенок: красноречивые, злоязыкие, не лезут за словом в карман, болтушки, сплетницы, щебетуньи, словоохотливые. Молчание вдруг оказывается не в счет». Иногда речи дочери прерываются, и мы видим глазами Анни эпизоды из ее собственного детства, пришедшегося на конец войны, и из ее жизни в сороковые и пятидесятые годы. Только у нее есть имя – может быть, потому, что она выступает в двойной роли, сначала дочери, теперь - матери.
Как и в романе о доме престарелых «Дом черепах» (2006) или в «Моббинге» (2007), в «Хронике близости» Анетта Пент затрагивает психологические проблемы, которые обсуждаются в специальных женских журналах. Например: женщина, подавленная властью матери настолько, что не может подарить собственной дочери ту любовь, по которой та тоскует. Или: как Вторая Мировая война – если попытаться найти ответ на вопрос: кому принадлежат воспоминания о войне? – отзывается на детях и детях детей (Пент 1967 года рождения, дочь Анни приблизительно ее ровесница).
Но поскольку схема знакомая, читателя особенно привлекает то, насколько искусно Анетта Пент заполняет ее жизнью и высвечивает в крошечных сценках. И при этом воздерживается от громких фраз и всеохватных объяснений. Остаются только те обобщения, которым дочь придает значение: «Да, мы все стареем». Обобщения более чем умеренные. Или что от матери всегда что-то наследуется, даже если это всего-навсего старое синее пальто. О котором читатели, кстати, знают больше, чем будущая наследница.
Ведь это, похоже, общий винтик продуманной романной конструкции: именно мы и узнаем все те истории, поведать которые дочь тщетно умоляет свою мать.