Колонка редактора

Кто знает, что случилось бы с Фицджеральдом, не сойди его жена с ума, не умри он сам так рано. Но в любом случае ему был бы обеспечен успех в послевоенном СССР. В стране, лишенной собственной качественной беллетристики, не составляло труда вывести новую породу литератора, смесь Драйзера и Марка Твена. Вопрос о том, насколько эта смесь правдоподобна, вряд ли бы остановил селекционера.

Фицджеральда (1896 – 1940) любили в позднем Советском Союзе, его красного цвета трехтомник можно было увидеть на полках многих интеллигентских библиотек. Но, как и других переводных кумиров той жизни, Фицджеральда издавали выборочно, в каком-то смысле отбирая лучшее, делая из него первоклассного рассказчика.

А ведь он был трудягой, зарабатывавшим на жизнь, как и O’Генри, бесконечным написанием новелл. Тем более что вместе со славой стремительно рос и гонорар: от 30 долларов в интеллектуальном "Смарт сет» до 600 в куда более глянцевом по духу "Сатердэй ивнинг пост".

Необходимость заработка не отменяет остроумия, бриллиант легко замечаешь посреди менее ценного окружения.

К сожалению, в сборнике «Новые мелодии печальных оркестров» нет библиографической информации, как нет и предисловия, и комментариев. Кажется, беллетристику можно читать и без этого, но все же «Азбука» затеяла большое дело: питерцы собираются издать чуть ли не шесть томов фицджеральдовских новелл. Все они переводятся впервые. Разъяснения придали бы масштабной идее весомость.

Чтение неизвестной ранее прозы - из разряда приятного: сюжеты закручены лихо, развязка, как и положено, способна даже ошеломить, а длинноты, ощущаемые жертвой клипового сознания XXI века, легко можно принять за очаровательную архаику. Не зря «Нью-Йоркер», в свое время отказавший писателю в публикации одной его новеллы, сегодня, после того как нашел ее в архиве, все же напечатал. Может, и устарело, но не до отметки «стыдно», если и скучно, то не больше, чем от грамотной, лишенной сленга речи.

Что до сюжетов «Новых мелодий», то порой они напоминают растянутое нравоучение, обернувшееся анекдотом: таков «Третий ларец», где богач выбирает из трех потенциальных женихов будущего зятя. Или счастливую историю о том, как быстро умнеют простодушные жены («Чего нет в путеводителе»). Или развернутую метафору банальности, из серии «чему не суждено случиться...»  («Кости, кастет и гитара»).

Фицджеральд-романист затмил в свое время Фицджеральда-рассказчика, что неудивительно: размер все еще имеет значение для читателя, лишь на второй сотне страниц более-менее выучивающего фамилии героев. Но феерический успех в 29 лет, настигший с «Великим Гэтсби», куда опаснее малозаметной поначалу жизни a la Беккет или Ионеско. Мир глянца ядовит не только для литературных героев. Писатели тоже становятся его жертвой.

Кто знает, что случилось бы с Фицджеральдом, не сойди его жена с ума, не умри он сам так рано. Но в любом случае ему был бы обеспечен успех в послевоенном СССР. В стране, лишенной собственной качественной беллетристики, не составляло труда вывести новую породу литератора, смесь Драйзера и Марка Твена. Вопрос о том, насколько эта смесь правдоподобна, вряд ли бы остановил селекционера.