Книга Аллы Гербер, не считая предисловия Льва Аннинского, формально состоит из трех частей. Первая называется «Мама и папа» и посвящена родителям автора. Вторая включает следственные документы по делу Гербера Ефрема Ефимовича, облыжно обвиненного в сентябре 1949 году в антисоветской деятельности, сионистской пропаганде, а также в намерениях перейти границу СССР, чтобы достигнув пределов недавно образованного государства Израиль, стать там «министром иностранных дел». Сам Ефрем Ефимович, прекрасно, видимо, понимавший весь чудовищный мистицизм сталинской репрессивной машины, посоветовал следователю МГБ заменить «министра иностранных дел» на «министра тяжелой промышленности» - как ни как подследственный до ареста работал инженером, делал «катюши», тяжелая промышленность, пусть практически отсутствующая и в тогдашнем, и в нынешнем Израиле, «прокатит» лучше, правдоподобнее. И прокатило, а после полуторасуточного допроса под селедку и без воды на многое согласишься, не на такое пойдешь. Третья часть книги – размышления автора на полях книги Симона Визенталя «Подсолнух».

Таких книг, как книга Аллы Гербер написано и опубликовано немало. Пора уже начать работу по их классификации. Ведь можно выстроить целую шкалу, где на одном полюсе будут книги тех, чьи родители были, как говорится, на виду и на вершине, на другом – тех, кто был самыми (как у Аллы Гербер) обыкновенными людьми. Репрессии прошлись и по тем и по другим. Жаль, нет, почти нет книг потомков палачей. Например, тех, кого укатали потом свои же. Хотя и апологетика умершего в своей постели упыря, созданная его успешным ныне потомком – таких, кстати, немало, - может заинтересовать хотя бы как материал для психопатологических исследований.

Родители Аллы Гербер были талантливыми, хорошими людьми, о них она пишет открыто и честно, «Когда-то и сейчас» читается с подлинным интересом. Первая часть вступает в серьезное взаимодействие с частью третьей, лейтмотивом которой является тема «Можно ли простить палача, если палач сам попросил о прощении?». Таким образом, маленькая и скромная книга подступает к наисложнейшему вопросу. Практически не решаемому. Тем более – в России, где, в отличий от Германии, палачи, именно как палачи, персонально никогда осуждены не были. Хотя простить – это очень по-человечески. Даже – слишком по-человечески. Впрочем, Бог христианский тоже склонен к милосердию и прощению. А вот Ветхозаветный все ещё держит «фишку» - он не прощает, как не прощал никогда. Быть может, в этом сакральном непрощении и заключена надежда на то, что палачи все-таки не обретут покоя. Ни они сами, ни их расслабившиеся было потомки.