Колонка редактора

В третьем романе ливанки Иман Юмедан все, начиная с героини Мириам, бесприютны. Она эмигрирует в разгар гражданской войны, пытаясь забыть невыносимый образ разорванного бомбой брата, мучительную пустоту, возникшую после исчезновения возлюбленного. Спустя шестнадцать лет она возвращается, положив конец изгнанническому существованию на полувздохе. Но ни вновь обретенные друзья, ни встреча с безумно желанным мужчиной, ни красота бейрутского неба и утешающее Средиземное море ― Мириам понимает, ничто не восполнит потерю, никогда нельзя вернуться в собственное прошлое.

Все персонажи этой истории ощущают разрыв с тем, что принято называть действительностью. Нет больше в этом мире отца Мириам, он умер в тихом безумии, вследствие ранения осколком снаряда в голову; ее мать онемела после смерти сына; ее мужчина, Нур, с которым Мириам вновь обретает вкус желания, обречен на вечное изгнание: ливанский палестинец, выросший в Америке, он ― человек «без языка», забывший родной арабский.

Иман Юмедан родилась в 1956 году. Она не была в эмиграции в физическом смысле, но испытала изгнание, которое взяло в блокаду молодое поколение гражданской войной, жизнь между военными конфликтами и вторжениями. И страх возобладал над умами. «Война остановилась, туристы вернулись, но баррикады остались на месте», баррикады в сознании, которые поддерживают разобщенность и непрочность города, временами снова сотрясаемого взрывами. Даже сейчас, рассказывает Иман Юмедан, некоторые водители такси отказываются ехать за старую демаркационную линию, разделявшую еще недавно мусульманские кварталы Западного Бейрута и христианские Восточного, словно им снова предстоит пересечь линию фронта.

Необъяснимая сила жизни

Иман Юмедан не была в эмиграции в физическом смысле, но знает, что значат отчужденность и разлука. Под ее пером изгнание становится экзистенциальным состоянием. Потери, говорит она, относятся к тем немногим вещам, которые побуждают ее писать и отдаляют боль. В друзской деревне Айн Айюб, где она родилась, Юмедан испытала силу общины, в которой господствует религиозная доктрина, тайная и принадлежащая исключительно мужчинами. Отнятое знание, взятые в заложники речь и письменное слово; молчание Нади, матери Мириам ―это также и протест против остракизма и отстранения.

Чувство изгнания, метафорой которого является весь роман, замечательно передано в манере повествования: ломаной и замкнутой линией, подобно слабеющей памяти, без конца возвращающейся к самой себе, как если бы она хотела познать истинную меру всех случившихся событий, испытанных страданий. Поразительный образ травмы и состояния поражения, из которого ни один персонаж истории не может найти выхода.

Искупление невозможно, заключает Иман Юмедан со спокойствием тех, кто безропотно принимает крах судьбы. Но в ее выводе нет безнадежности. «Мы обладаем необъяснимой жизненной силой. Когда все вокруг, в Бейруте, разъединены, когда наступает вечер, нам достаточно лишь знать, что наши друзья живы…».

- Эглаль Эррера 

Le Monde, 30 ноября 2012