О страхе

Колонка редактора

Автор - философ и социолог, одна из ведущих представителей люблянской школы теоретического психоанализа. На русский переведены три ее книги, в том числе "(Из)вращения любви и ненависти" (М.: Художественный журнал, 1999) и «Тирания выбора» Впрочем, для кого-то не менее важно, что она -  бывшая жена Славоя Жижека.

Страх, Другой, Большой и маленький

Вслед за Фрейдом, который утверждает, что «страх соответствует вытесненному желанию» [1], Лакан связывает страх с желанием и уточняет: желание это — желание Другого. Неудивительно, что у Ренаты Салецл в книге о страхе то и дело на сцену выходит Другой. Большой Другой — «место» субъективации. Другой с большой Буквы — структурирующий бессознательное символический Отец-Законодатель. Другой субъекта — «налицо как бессознательное» [2]. Дом человека в Другом, по ту сторону смоделировавшегося по образу и подобию другого образа собственного я. Здесь, в этом Доме Бытия, в этом Heim[3] и возможно дуновение Unheimliche. Здесь, в этом доме с привидениями, обитает страх, здесь поджидают желание и закон.

Со страхом субъекту позволяет справиться формулирующая желание фантазия. Именно она служит защитным экраном, ограждающим от наплыва страха реального. Фантазия как сценарий, в который вписаны бессознательные желания, невозможна без участия Большого Другого и маленьких других. Причем, Большой Другой всегда уже пребывает в диалектических отношениях с другими воображаемыми, теми, которые конституируются на стадии зеркала.

Поскольку речь идет о желании Другого, то желание субъекта — желание понять che vuoi[4], чего ты от меня хочешь? В этом транссубъектном пространстве психической реальности кроется парадокс: желание Другого и есть желание субъекта. Другой в таком контексте есть не что иное, как сеть означающих, в которой производится субъективация. В этой сети и разыгрываются отношения субъекта и Другого, разворачивается диалектика страха и желания, страха и объекта причины желания. Одно из значений формулы «желание есть всегда желание Другого» предполагает, что субъект задается вопросом, «какого рода объектом является он для другого»[5]. Если страх и вызывается, в конце концов, объектом, то объект этот — некий неопределимый объект а, ведь именно «объект а и желает» [6].

Если для Фрейда страх  — это страх утраты объекта, то для Лакана — утраты самой утраты. Если Фрейд в 1926 году указывает на возможную череду возникающих задним числом утрат — утробы, матери, груди, пениса, объекта любви, любви сверх-я, то для Лакана, страх сигнализирует не об утрате, а об утрате той опоры бытия, которую задает конститутивная утрата. Иначе говоря, утрата утраты, нехватка нехватки, — вот что порождает страх. Потому Лакан и говорит, что самую «сильную тревогу ребенок испытывает тогда, когда отношения, на которых выстроено его бытие — нехватка, делающая его воплощенным желанием — нарушаются.

А нарушаются они тогда, когда мать от него не отходит, когда возможность для нехватки отсутствует»[7]. Иначе говоря, когда в месте нехватки возникает объект, обретающий свойство жуткого, когда в результате «затора» не достает нехватки, тогда и становится страшно.

Виктор Мазин

Из предисловия к книге

Содержание

Виктор Мазин. «Страх и выбор» Ренаты Салецл ·      

Введение ·     

1. Страхи времен войны ·  

2. Успех в неудаче: как гиперкапитализм полагается на человеческое чувство неадекватности · 

3. Страхи любви ·

4. Страх материнства ·

4. Может ли свидетельство стать лекарством от страха ·

Заключение