Зодчий. Жизнь Николая Гумилева

Место издания

М.

Издательство

АСТ, Corpus

Языки

Русский

Год издания

2014

Кол-во страниц:

736

Тираж

3000 экз.

ISBN

978-5-17-084585-9

Колонка редактора

Из предисловия:

"Есть поэты, от которых остаются стихи и только стихи. Их биография — всего лишь приложение к текстам, комментарий к ним, история их создания. Это бывает довольно часто — причем именно с самыми большими мастерами. Кто-то из них “просто жил”, а писал как бы между делом, на полях своей жизни, как Тютчев. У кого-то творчество высасывало, забирало все: на жизнь как таковую сил не оставалось. Так было с Мандельштамом. Кто-то жил двумя жизнями — показной и тайной, внутренней, как Анненский. Кому-то удавалось обрести более или менее респектабельный статус литератора-профессионала, как Ходасевичу. Иногда какая-то посторонняя сила — например, государственная власть — вторгается в процесс, мешает поэту в его работе, а то и убивает его. Но в любом случае собственный облик и судьба не могут восприниматься у этих поэтов как некое авторское творение, самоценное и даже равновеликое стихам.

С Гумилевым все иначе. От него остались не только стихи, но и Легенда — образ поэта-воина, поэта-путешественника, конквистадора, заговорщика. Вся его сознательная жизнь — от первого африканского путешествия до гибели в застенках ЧК — выстраивается в эффектную и впечатляющую картину. “Я хочу, чтобы не только мои стихи, но и моя жизнь была произведением искусства”, — говорил он незадолго до смерти Ирине Одоевцевой. Можно сказать, что по крайней мере отчасти это у него получилось. Биографическая легенда Гумилева покоряла воображение множества юношей в России в XX веке, как биография Байрона в веке XIX.

Однако, когда рассматриваешь эту легенду с близкого расстояния, обнаруживаешь немало противоречий и парадоксов. Начать с того, что личность и судьба Гумилева воспринимались современниками совсем не так, как нами. 1 сентября 1921 года — день, когда стало известно о его гибели — стал точкой раздела в отношении к нему как к поэту и человеку. Впрочем, и в посмертной его судьбе противоречий немало. Достаточно сказать, что никто из больших поэтов Серебряного века не был так запретен в советское время, как он, — и никто так же сильно, как он, не повлиял на советскую поэзию.

И это — далеко не единственные странности. О Гумилеве написано и сказано немало; собрав эти выказывания и отзывы воедино, начинаешь видеть человеческое лицо — гораздо менее цельное и однозначное, чем маска, но более привлекательное. Человек не равен мифу о себе. Тем он и интересен.

Одновременно с часто трудным и мучительным построением биографии шел процесс формирования и созревания Гумилева-поэта — тоже трудный, затянувшийся на годы. Иногда эти процессы помогали друг другу, иногда мешали. Смерть (пусть во многом случайная) была прекрасной последней точкой в процессе построения биографии, но она не дала Гумилеву-поэту раскрыться в полной мере. Мы никогда не узнаем, что он унес с собой."

 

 

Обсуждение первого издания книги с автором на сайте радиостанции "Свобода" - здесь.

 

 

 

Из рецензии Григория Атанесяна на сайте "Афиша-Воздух":

 

(...) о книге Валерия Шубинского нельзя сказать, что она просто развеивает миф, созданный Николаем Гумилевым. Главной точкой отсчета «Зодчего» выбрана работа поэта над стихом и над образным миром (от «Капитанов» до «Памяти», от ученичества у Брюсова до двух лекций в день в последние годы жизни), и только отталкиваясь от этого Шубинский рассказывает его биографию во всех деталях. И если в оценках разных этапов творчества он руководствуется исключительно собственным (строгим к модернизму) вкусом, то жизнь Гумилева рассказывает с самых разных голосов, сверяя показания и отказываясь верить самым тенденциозным из них, но часто допуская несколько версий. Реконструировать биографию поэта невероятно сложно, если учитывать, что переписка с родителями погибла в пожаре, с Ахматовой — уничтожена автором и адресатом (до 1910 года, когда они обвенчались), а дневников Гумилев не вел. Сохранилась многолетняя переписка с Брюсовым, но в ней поэт до конца играет роль ученика, робко испрашивающего советы у наставника — что характерно, даже в те годы, когда он сравнялся в формальном мастерстве с учителем, значительно уже превосходя его в чувстве и силе образов.

Занимательная история эволюции вкусов от наивно-декандентской экзотики до абсолютно целостного и оригинального взгляда на мир и место поэзии в нем обрастает побочными сюжетами. Такими как, например, борьба неуверенного в себе косоглазого мальчика с насмешками и собственными недостатками. Превращение увлекающегося оккультными науками и даже участвовавшего в черной мессе студента в показательно православного человека. Создание легенды об аристократическом происхождении, при том что отец Гумилева — врач из поповичей, получивший дворянство за личные заслуги. Овладение слабо знающим языки поэтом гигантским пластом европейской культуры. И, конечно, долгий путь к браку с Ахматовой и стремительный его крах. К слову, чуткий именно к поэзии, а не к внешнему очарованию belle epoque Шубинский вскрывает и подспудную, редко кем замеченную, но едва ли не самую трудную для мужа и мужчины сторону этого союза — прижизненная популярность Гумилева была гораздо тише громкой известности Ахматовой, а тиражи — на порядок (в строгом арифметическом значении слова) меньше. Автор констатирует: «Сумарный тираж ее книг к 1924 году превысил семьдесят тысяч экземпляров. Суммарный тираж прижизненных книг Гумилева, не считая переводов, — менее шести тысяч». 

Последняя подробность, расстрел в 1921 году в числе участников монархического заговора под пером Шубинского становится из простого факта биографии штрихом к психологическому портрету Гумилева. Архивы ФСБ не раскрыты, и до сих пор не установлен факт участия (так же, как и неучастия) поэта в этом заговоре, но ясно, что определенную роль в этом обвинении играл даже в самые страшные годы его наивный взгляд: после прихода к власти большевиков он отчего-то решил, что лучше всего прямо называть себя монархистом, считал, что эта определенность каким-то образом обеспечит ему безопасность, и о своих убеждениях сообщал даже матросам Балтийского флота.

Изучивший, разумеется, все написанное о своем герое предшественниками, Шубинский развенчивает, на самом деле, даже не его миф о себе, а образ, принадлежащий коллективному автору из его поклонников и врагов — и намеренных искажений в воспоминаниях о поэте ближайших к нему людей, от Ахматовой до Георгия Иванова, автор находит больше, чем в записках всех его недоброжелателей. Сложно переоценить и роль составителей предисловий к перестроечным изданиям, поневоле (за неимением просто материала и в силу своего культурного бэкграунда) упрощавших образ Н.С.Гумилева до уровня героев Валентина Пикуля. «Вытравить из памяти культуры фальшивый образ бравого «офицера и патриота» так же трудно, как образ лубочного «охотника на львов», — пишет Шубинский, и все же благодаря его книге это сделать намного проще — вытравить если не из памяти культуры, то из своей собственной.

Источник: здесь.

Время публикации на сайте:

09.03.15

Вечные Новости


Афиша Выход


Афиша Встречи

 

 

Подписка