Дмитрий Иванов: «Капиталисты больше не боятся Че, они любят Че»

- Книга названа «Время Че: альтер-капитализм в XXI веке». О каком времени идет речь? Для кого наступает время Че?

- Время Че – это наше время, начало XXI веке. Капитализм, находившийся под ударами коммунистов почти весь XX век, в новое столетие вступал как в посткоммунистическую эру. И здесь странным образом вдруг наступило время Че. Герой кубинской революции Эрнесто Гевара, больше известный как Че, погиб в далеком 1967 году, так и не раздув пожар мировой или хотя бы всеамериканской революции. Однако сейчас можно увидеть его лик повсюду от транспарантов на демонстрациях антиглобалистов и жертв бюджетных кризисов до нашивок на заднем кармане джинсов и вывесок ночных клубов. А еще нескончаемым потоком выходят посвященные революционеру фильмы и книги.

Эта популярность образа партизана из прошлого столетия в обществе постиндустриального капитализма приводит к мысли, что нужно различать время действия Че и действительно время Че. Время действия Че – середина XX века. В то время нарастал кризис индустриального капитализма, марксизм был альтернативной идеологией, и партизаны разворачивали свою борьбу в джунглях. Действовавший в то время Че Гевара изо всех сил старался быть и борцом против капитализма, и марксистским идеологом, и партизанским командиром. И, тем не менее, это явно было не его время. Его идеи и действия чаще наталкивались на общее непонимание и сопротивление, чем находили сочувствие и поддержку хотя бы среди соратников по борьбе. Его образ был популярен лишь среди немногочисленных радикалов, которые были дважды маргиналами – и по отношению к большинству обывателей и по отношению к активистам революционных движений, составлявших марксистский мэйнстрим.

Действительно время Че – это начало XXI века. В это время капитализм, переживший кризисную трансформацию, стал постиндустриальным; марксизм, переживший крах социализма, стал постмодернистским; повстанцы в джунглях с революционной борьбы переключились на наркопроизводство, а действительно партизанское движение переместилось в «каменные джунгли» городов.

Постиндустриальный капитализм – это капитализм после виртуализации. Виртуализация означает замещение реальности ее симуляцией, то есть образом реальности. Не обязательно с помощью компьютерной техники, но обязательно с применением логики виртуальной реальности. Эту логику можно наблюдать и там, где компьютеры непосредственно не используются. Например, создание брендов переводит конкуренцию на рынке в виртуальную реальность, где изображаемые производителем и воображаемые потребителем «особые свойства» товара повышают его стоимость. Виртуальное производство сосредотачивается в сфере рекламы, маркетинга и PR, а традиционное промышленное производство теряет ведущую роль, становится поставщиком «сырья» для производства образов и потому вытесняется на периферию. Другим примером может служить создание политических имиджей, которое переводит избирательную кампанию в режим виртуальной реальности, где изображаемые и воображаемые «особые качества» политика повышают его рейтинг. Виртуальная борьба за власть ведется через средства массовой информации, а традиционные политические организации утрачивают свое значение.

В условиях постиндустриального капитализма социальные институты, превращаются в виртуальную реальность по мере того, как люди все больше оперируют образами там, где институциональные нормы и правила предполагают создание реальных вещей и совершение реальных действий. Когда виртуализация становится обыденным явлением, когда брендинг и имиджмейкинг повсюду, сетевые структуры, поддерживаемые коммуникациями между теми, кто создает и транслирует образы, начинают доминировать над массовыми организациями и движениями индустриальной эпохи.

Когда капитализм становится постиндустриальным, а марксизм – постмодернистским, партизанское движение в горах и джунглях утрачивает всякую связь с революцией. Неконвенциональная борьба за изменение общества уступает место неконвенциональному бизнесу: пережившие время действия Че повстанцы теперь организуют на подконтрольных им территориях выращивание наркокультур – коки и опиумного мака, и могут десятилетиями строить свой кокаммунизм или макоммунизм в труднодоступных районах Колумбии, Бирмы или Афганистана.

Сейчас настоящие, то есть нарушающие не отдельные правила, а само функционирование социальных институтов, партизаны – это вооруженные не взрывчаткой, а дешевыми технологиями копирования «пираты». К их неполитическому и непреднамеренному движению примыкает и применение нетрадиционных и морально рискованных форм продвижения товаров и услуг под названием «партизанский маркетинг» (guerrilla marketing). Эти движения выглядят пародией на партизанскую борьбу XX века. Однако любая пародия – это отнюдь не простое передразнивание. Пародия – это комфортный способ поклонения, причащение без необходимости жертвоприношения.

Капитализм стал другим: его институты виртуальны. И в конфликте с ними оказываются виртуальные партизаны – многочисленные ультрасовременные буржуа, которые время от времени вживаются в образ революционного действия и при этом интенсивно применяют сверхновые коммуникационные технологии. Идея разрушить капитализм и желание жить при капитализме для них парадоксальным образом соединились, и соединились они в образе Че. Этот виртуальный, ностальгический и пародийный Че заполнил собой пространство коммуникаций. Канонический образ Че доведен до уровня клише и тиражируется как логотип альтернативности и продвинутости, высоко ценимых на рынках капитализма, пережившего виртуализацию и крах социализма. Сегодня буржуа питают слабость к Че, потому что в его образе выражается дух постиндустриального и постмодернистского капитализма. И в этом смысле время Че наступило для нас, живущих в условиях этого самого капитализма.

- В июне 2013 года Че Геваре исполнилось бы 85 лет. Книга писалась с прицелом на связанный с этим юбилеем интерес публики к жизни и личности Че?

Идея написать книгу о Че как книгу о нашем времени возникла еще осенью 2005 года. Именно тогда при чтении собрания сочинений Че Гевары возникло стойкое ощущение, что его партизанская философия больше созвучна целям буржуазных интеллектуалов в постиндустриальном обществе, чем ностальгическим чувствам ветеранов коммунистического движения. Завершение работы над книгой многократно отодвигалось другими моими проектами. Так что закончить книгу удалось только через семь лет после появления первых набросков. За это время прошли и 80-летие со дня рождения и 50-летие со дня гибели Че. Книга потому и написана, что юбилейные даты и связанные с ними всплески внимания проходят, а время Че продолжается.

- О Че Геваре написаны сотни книг, снято несколько фильмов и даже поставлен мюзикл...

- Книги, статьи, фильмы и телешоу о Че Геваре в массе своей передают ощущение актуальности его образа и не дают понимания его действительной роли в процессах, сформировавших наше общество и наше время. Эта книга отклоняется от общепринятого подхода. Она и о Че и о нас. Она написана потому, что наступившее время Че дает шанс разобраться не только в том, кем является для нас Че, но главным образом в том, чем является наше время, и почему именно к образу Че мы приходим в поиске альтернативы привычному порядку существования.

Главный сюжет книги – феномен Че. Тенденции почитания, поминания и потребления образа Че оформились в самом конце прошлого века и к началу XXI века превратились в особого рода феномен. Феномен Че – это популярность в капиталистическом обществе образа революционера, яростно боровшегося против капитализма. Феномен Че уже не только и даже не столько политический, сколько культурный и экономический. Теперь образ революционера не только не опасен, этот образ полезен и приятен ультрасовременным буржуа, и предпринимателям и потребителям. Образ революционера вызывает приток адреналина у тех, кто не желает идентифицировать себя с рутиной благопристойного и размеренного образа жизни традиционных буржуа. Антикапиталист Че популярен в обществе потребления, став едва ли не иконой стиля. Так что капиталисты больше не боятся Че, они любят Че, нуждаются в Че, хотя и не понимают Че. Они тянутся к нему интуитивно и инстинктивно, потому что именно в образе Че нынешний постиндустриальный капитализм находит выражение своих ценностей: яркой индивидуальности, инновационности, мобильности, быстрой карьеры, вызова рутине и даже… мечты о дауншифтинге.

Феномен Че пытаются раскрыть историки и журналисты, писатели и режиссеры. В поисках разгадки они перебирают событие за событием его жизнь и тем только умножают число вопросов без внятного ответа. Несмотря на различия в подходах и оценках, образ Че, сложившийся и в антикапиталистической идеологии, и в антикоммунистической идеологии, и в буржуазной массовой культуре в общем один и триедин:

· бескомпромиссный революционер – ночной кошмар всех обывателей,

· самоотверженный строитель социализма – ночной кошмар всех предпринимателей,

· партизан-интернационалист – ночной кошмар всех правителей.

То, что этот образ революционного бойца и романтика является общепринятым, отнюдь не означает, что это аутентичный Че. Есть и другой Че, больше похожий на буржуазного интеллектуала и прагматичного менеджера. И этот другой Че отчетливо проявляется в собственных словах и делах Эрнесто Гевары. Приведу здесь только один пример из тех, что есть в книге. Че Гевара в 1962 году составил план промышленного развития Кубы, в котором заявил: «Мир движется к электронной эре. ...Все указывает на то, что эта наука превращается в некое мерило развития; страна, которая ею владеет, будет в авангарде». Так говорил Че Гевара, когда прошло лишь несколько месяцев с момента изобретения первой интегральной схемы (прототипа всех будущих микропроцессоров), когда компьютеры были размером с автобус, а Биллу Гейтсу и Стиву Джобсу было по 7 лет. Уже этого примера достаточно, чтобы размыть канонический образ Че и нарисовать совсем другой его образ:

· рефлексирующий революционер – лидер, обладающий глобальным видением,

· прагматичный организатор новой экономики – менеджер, принимающий нестандартные решения,

· ироничный партизан – создатель альтернативных трендов.

Канонический Че – это универсальный логотип, опознавательный знак на поверхности сверхнового капитализма. А в идеях и действиях того другого Че, который не был ни понят, ни принят, ни даже замечен современниками (ни сторонниками, ни противниками), можно разглядеть глубинную логику трансформации капитализма XX – XXI веков. Моя книга о другом Че и о другом капитализме. Для капитализма наступает по-настоящему время Че, когда можно не просто объяснить феномен Че, но объяснить и изменить общество при помощи другого Че: Че – теоретика, Че – философа, Че – менеджера.

- После экономического кризиса 2008 года по всему миру оживились антикапиталистические движения. Ваша книга – часть этого тренда?

- Она – часть более фундаментальной тенденции развития капитализма. Я пытаюсь показать, что в начале нового века команданте повстанческой армии и министр промышленности социалистической Кубы Че Гевара не годится больше на роль символа и вдохновителя борьбы с капитализмом. Теперь образ и идеи Че не подрывают капитализм, а подпитывают альтер-капитализм.

Капитализм способен развиваться, поглощая и институционализируя, то есть превращая в норму и рутину освободительные движения и радикальные альтернативы. Поглощая, нейтрализуя их, капитализм одновременно сам становится другим, трансформируется в альтер-капитализм.

Сначала свобода конкуренции, которая была подрывной, антиобщественной идеей в эпоху протекционизма, регламентации и корпоративных привилегий, была утверждена как принцип экономики, и главным институтом капитализма стал рынок. Эту институционализацию рынка в XVIII веке создатель классической экономической теории Адам Смит воспел в образе «невидимой руки» конкуренции, созидающей порядок и процветание.

Затем централизация и планирование, эти пугающе «социалистические» идеи трансформировали капитализм в экономику больших корпораций и государственного регулирования, а организация власти и контроля, исключающая конкуренцию, тоже стала институтом капитализма. Эту нерыночную, но капиталистическую структуру в XX веке создатели так называемой новой институциональной теории Рональд Коуз и Оливер Уильямсон воспели в образе «иерархии», снижающей трансакционные издержки – затраты на заключение и поддержание контрактов.

Теперь в капитализм инкорпорируются в виде проектно-ориентированных и сетевых структур те неформальные отношения и открытые самоорганизующиеся сообщества, которые противопоставлялись корпорациям и государству идеологами и активистами новых социальных движений (экологических, правозащитных и т.д.) во второй половине XX века. Таким образом, институционализируется сеть, трактуемая в новой экономической теории как организационная структура промежуточная между рынком и иерархией.

Альтер-капитализм XXI века сейчас возникает в таких структурах, как, например, «пиратство» в бизнесе и экстремистские движения в политике. Они выглядят подрывными и антисоциальными, но именно такие структуры лучше других отвечают на вызовы настоящего времени, поэтому они – следующий ресурс развития капитализма.

И структурное объяснение феномена Че заключается в том, что теперь пришло и его время одновременно стать ресурсом развития капитализма и изменить капитализм. Концепция революционной борьбы, выдвинутая Че Геварой на основе его кубинского опыта и в пику традиционным революционерам-марксистам, вновь оправдывает себя в условиях постиндустриального общества.

Партизан у Че – социальный реформатор, борющийся за преобразование общественного строя, разрывающий шаблоны институциональности. Для Че борьба партизан – это борьба самого народа за освобождение от несправедливого строя, а партизанский отряд – «вооруженное ядро» и «сражающийся авангард» народа.

В постиндустриальном обществе роль «народных масс» в качестве движущей силы революции переходит от ставших малочисленными крестьян и промышленных рабочих к потребителям. Именно потребители – это интенсивно эксплуатируемые массы, и потому активные потребители наиболее восприимчивы к революционному пафосу освобождения от оков институциональности. Протест против сковывающих свободу норм отчетливо проявляется и в лояльности к «пиратам», и в том, что потребителей очаровывают «партизанский маркетинг» (guerrilla marketing) и использование в рекламе революционной риторики и символики, включая логотип «Че».

Главные институциональные оковы в постиндустриальном обществе создает так называемая интеллектуальная собственность. Справедливость притязаний поборников исключительных прав интеллектуальной собственности весьма сомнительна: подорвав своим инновационным товаром позиции конкурентов, они хотят оградить себя полицейскими силами от такой же судьбы и удержать монопольное положение на рынке. А вот антикапиталистический характер интеллектуальной собственности несомненен: она явно сдерживает расширение производства и экономический прогресс. Поэтому партизанский бизнес «пиратов» и разного рода дискаунтеров – это стихийная революционная борьба против брендов и копирайта, за свободу и справедливость для потребителей. Как и во всякой революционной борьбе, в партизанском бизнесе участвуют многочисленные авантюристы с вполне корыстными целями, далекими от идей свободы и справедливости. Но альтер-капитализм формируется по мере того, как негативно оцениваемая и маргинальная практика «пиратов» оказывает влияние на «нормальную» практику, и все больше компаний в конкуренции за потребительский спрос встраивают альтернативные, партизанские формы бизнеса в свои структуры и процедуры и тем самым встраиваются в другую, альтернативную нынешнему капитализму экономику.

- Понятие «альтер-капитализм» звучит также непривычно, как и название Вашей предыдущей книги «Глэм-капитализм». Изобретая такого рода термины, какую мысль Вы пытаетесь донести до читателей?

- Я пытаюсь донести две главные идеи: капитализм – это надолго, и капитализм – это перманентная революция. Капитализм развивается через революции, и революция – исконно буржуазная, капиталистическая идея. Поскольку каждая революция не разрушает капитализм, а только «встряхивает» его эволюцию и порождает радикально другие тренды его развития, по-настоящему революционным действием является не антикапиталистический протест, а создание тренда как другого хода событий и другого течения времени. Вот такими трендами и стали глэм-капитализм в конце 1990-х годов и альтер-капитализм в начале 2000-х. В конкурентной борьбе на перенасыщенных товарами и имиджами рынках предприимчивые буржуа стали превращать в капитал гламур – образы яркие до приторности и простые до примитивности. А затем на рынках, перенасыщенных уже и гламуроемкими продуктами, конкурентным преимуществом стал обладать трэш – протест против гламура, стремление к альтернативности.

Капитализм движим теми буржуа, которые постоянно заняты креативным разрушением. Поэтому, в отличие от псевдореволюционной риторики ультралевых партий и движений, по-настоящему революционная идея должна звучать так: не избавиться от капитализма, а поддерживать революционность капитализма и тем самым не допускать его сползание к монополизму и тоталитаризму. Революция – это способ существования капитализма и одновременно излюбленное занятие радикальных буржуа. Таким радикальным буржуа был и Че Гевара, который для своего протеста против изъянов индустриального капитализма и для своего интуитивного стремления к постиндустриализму и глобализму просто не мог в то время найти других форм выражения, кроме формул «социализм» и «пролетарский интернационализм».

- Но если капитализм есть перманентная революция, означает ли это, что революционные идеи Че Гевары могут быть полезны современным предпринимателям и менеджерам?

- Бизнесмены и менеджеры уже эксплуатируют образ революционера Че. Стилистика, выстроенная из атрибутов образа кубинского революционера, активно используется как брендинговое решение для стимулирования спроса. Но стилизации под Че Гевару не затрагивают ключевые компоненты бизнеса: миссию, стратегию, организацию, мотивацию. Продвинутым бизнесменам и менеджерам стоит от интуитивной тяги к образу Че перейти к осознанному и смелому использованию главных его идей для реализации по-настоящему альтернативных бизнес-проектов.

Идеи Че и в первую очередь те из них, что высказаны в его книге «Партизанская война», могут быть прямо положены в основу стратегии и тактики в современной бизнес-среде. Нужно только перевести эти идеи с языка «войны за аграрную реформу и против институциональности в сельской местности» на язык «борьбы за свободу для потребителей в постиндустриальных центрах».

Книга Че Гевары открывается описанием того вклада, который кубинская революция внесла в опыт революционного движения в Латинской Америке:

1. Народные силы могут выиграть войну против регулярной армии.

2. Не всегда нужно ждать, пока сложатся все условия для революции; очаг восстания может создать их.

3. В слаборазвитой Америке ареной вооруженной борьбы должна быть в основном сельская местность.

Выводя теорию партизанской войны Че Гевары за рамки того исторического контекста и проецируя ее на тенденции альтер-капитализма, можно легко переформулировать три урока кубинской революции для латиноамериканского революционного движения XX века в три урока для партизанского бизнеса XXI века:

1) «народные силы» – поддержанные потребительским поведением партизаны бизнеса могут преуспеть в борьбе против «регулярных», то есть использующих устоявшиеся правила крупных корпораций;

2) не нужно ждать возникновения изменяющего рынок тренда, партизаны могут сами этот тренд создать;

3) в постиндустриальной экономике тренд нужно стремиться создавать не там, где есть легкий доступ к технологиям, ресурсам, деньгам, инфраструктуре, а там, где есть потребители, чей доступ к товарам и услугам ограничивается институционально.

Бизнес как продолжение партизанской войны в городских «джунглях» постиндустриального общества должен быть ориентирован на креативных потребителей, наиболее восприимчивых к революционному пафосу освобождения от оков институциональности, и должен стать их движением. Успешные атаки дискаунтеров и «пиратов» на рынки, ранее безраздельно контролировавшиеся традиционными корпорациями, наглядно демонстрируют, что «герильерос» в бизнесе действительно могут побеждать. Но для того, чтобы добиваться не частных успехов, а полной победы над институциональностью постиндустриальных рынков, нужно полностью принять миссию освобождения и стратегию подвижной контринституциональности. И затем нужно осознанно и целенаправленно реорганизовать бизнес, превратив его в бизнес в духе Че и превратить менеджмент в ченеджмент.

Главный принцип ченеджмента – мобильность. Че говорил: «Фундаментальная характеристика партизанского отряда – подвижность». И чем более неблагоприятна окружающая обстановка, тем более интенсивным должно быть движение. А неблагоприятной обстановкой для партизанского отряда Че считал ту, что для рутинной жизни как раз наиболее благоприятна. Че полагал, что «…условия для оседлого образа жизни в ходе партизанской войны обратно пропорциональны степени развития производства данной местности… все, что благоприятствует жизни человека в виде коммуникаций, урбанистических и полу-урбанистических центров с большой концентрацией населения, земель, удобных для обработки машинами, и т.д. ставит партизана в неблагоприятные условия». В постиндустриальном обществе, в обществе комфортабельной несвободы в полной мере становится понятным этот принцип партизанской стратегии Че. Чем труднее быть партизаном, тем в большей степени партизаном нужно быть, и чем более развита экономика, чем комфортнее инфраструктура, чем цивилизованнее конкуренты и клиенты, тем более партизанскими должны быть методы ведения дел. Чтобы создавать тренды в такой среде нужно действовать неконвенционально.

Для действующего в духе Че бизнесмена или менеджера современные цивилизованные рынки – это неблагоприятные условия местности, потребители – это угнетенные люди, а его компания – молниеносно действующий партизанский отряд. Стремительно продвигаясь через рынки, где потребители угнетаются и эксплуатируются компаниями – брендодержателями и правообладателями трендов, создавая там альтер-социальные отношения и альтер-социальную инфраструктуру, ультрасовременный партизан организует свой бизнес как поток – безостановочное движение, создающее непрерывную последовательность оригинальных и контринституциональных продуктов или решений, притягивающих к бизнесу потребителей, становящихся участниками движения.

Последовательное проведение принципа мобильности в определении миссии, стратегии, в решениях по организации и мотивации создает бизнес в духе Че, отличительными чертами которого являются:

1) создание стоимости как выигрыша во времени для лидеров консьюмеризма, который превращается в выигрыш в деньгах для массы остальных потребителей;

2) создание не бренда как фиксированной и устойчивой идентичности, а потоковой аутентичности;

3) организация потоковой структуры, проникающей через привычные институциональные и групповые барьеры и делающей участие в движении мощным моральным стимулом;

4) использование неконвенциональных, но легитимных (то есть поддерживаемых массами потребителей) средств / приемов ведения бизнеса.

Ченеджмент открывает перспективу эффективного управления в условиях интенсивного настоящего, потому что нацелен на поддержание потоковой аутентичности бизнеса. Бизнес превращается в поток создания принципиально нетиражируемых оригиналов. Создав тренд, не стоит тратить усилия на превращение его в бренд и на безнадежную защиту этого бренда, а стоит отдать тренд на откуп «пиратам» (желательно своим собственным) и полностью перейти к созданию другого тренда. У компаний, организующих не поточное производство товара под брендом, а производство потока товаров-трендов, не возникает проблем с «дискаунтерами» и «пиратами». Это трудно реализовать в рутинной практике того бизнеса, что был создан в последние полвека. Но этого требует сама логика капитализма, и ее невозможно отменить, когда компания неспособна создавать новые тренды и при этом пытается при помощи «охранных грамот» авторского права гарантировать себе вечное положение лидера рынка. Менеджерам таких компаний можно адресовать слова Че: «Революция должна продвигаться в бешеном темпе. И тот, кто устает, имеет право уставать, но не имеет права находиться в ее авангарде».

Бизнес в духе Че не утопия. Элементы такого рода бизнеса можно видеть и в деятельности «пиратов» и дискаунтеров, и в деятельности признанных и очень успешных предпринимателей современности. Примером может служить деятельность Стива Джобса на посту главы компании Apple в начале 1980-х и в конце 1990-х годов, когда продукция компании создавала креативную альтернативу господствовавшим на рынках IBM Microsoft. Другой пример бизнеса почти в духе Че можно видеть в превращении Ричардом Брэнсоном авиакомпании Virgin Atlantic в альтернативу British Airways в начале 1990-х годов. В обоих случаях ключевыми элементами бизнеса были «свобода для потребителей» и «неконвенциональные средства» достижения целей бизнеса. Элементы бизнеса в духе Че можно находить и в других примерах из практики современного бизнеса, но теперь актуально целостное и последовательное применение принципов герильеризма и ченеджмента.

- А как в наступившем времени Че действовать потребителям? Как им правильнее распорядиться деньгами? Например, стоит ли потратить их на приобретение Вашей книги или на покупку футболки с изображением Че?

- Многие потребители уже действуют в духе альтер-капитализма, обходя запреты и рамки, навязываемые им традиционалистски действующими корпорациями. Пользователи торрентов и создатели сетевых сообществ на платформе Web 2.0 становятся теми креативными потребителями, под которых начинают подстраиваться наиболее гибкие компании, стремящиеся не опоздать с переходом от логики глэм-капитализма к перспективной логике альтер-капитализма.

Я уже говорил, что потребители позитивно воспринимают образ Че, потому что он соответствует их стремлению соединить комфорт консьюмеризма с ощущением свободы участника протестного движения. Тем, кому это стремление больше дано в ощущениях, подойдут и аксессуары с логотипом «Че», а тем, кто склонен к саморефлексии, больше подойдет образ интеллектуала, разбирающегося в идеях Че. Так что моя книга может расцениваться как полный аналог футболки с изображением Че, как ее заменитель для интеллектуалов.

- Время Че – это надолго? Если для объяснения социальных процессов приходится каждые 5-7 лет создавать новую концепцию – виртуализация, глэм-капитализм, теперь вот альтер-капитализм, не возникает ли ощущение, что стадии общественного развития становятся все короче, а современное общество все быстрее приближается к концу своего существования?

- Мы живем в мире интенсивного настоящего. Теперь череда моментов, теснящих один другой, не оставляет эпохам ни малейшего шанса определять нашу жизнь. Новое яркое явление, едва открыв перед нами некие перспективы на будущее, тут же сменяется другим явлением с другими перспективами, и наше будущее быстро оказывается в прошлом, а мы все время остаемся в вибрирующем настоящем. Все время что-то происходит и меняется, но поток событий и ситуаций не образует продолжительную целостность, эпоха не наступает. Так, постиндустриальное общество и постмодернистская культура, Модерн, Постмодерн и т.п. больше не актуальны, они оказываются тем, что мы уже пережили, так в них и не пожив. Те, кто вовремя не успели оседлать тенденции виртуализации, столкнулись с непонятным и неприятным для них глэм-капитализмом. А радужные перспективы глэм-капитализма стремительно затмевает нарастающая тенденция альтер-капитализма.

Тем, кто не поспевает за капитализмом как перманентной революцией, кто не может понять логику моментов и извлечь выгоду из трендов, остается только уповать на скорый конец капиталистической эпохи. Моя книга – для других, для тех, кто готов понять, что современное общество, то есть капитализм – это надолго, и решение проблем не в том, чтобы избавиться от капитализма, а в том, чтобы не дать ему избавиться от нас. А для этого нужно оставаться революционерами в бизнесе, в политике, в науке, в потреблении, в самых обыденных делах. Примерно так, как гласит забавный рекламный слоган, который я увидел пару лет назад: «Революция в эпиляции». Если революция – интенсивное настоящее и обыденное дело, она не превращается в надвигающийся из будущего ужас долго сдерживавшегося и наконец прорывающегося возмущения.

Современное общество все время меняется, а к концу своего существования приходят только социально аутичные и склеротичные политические режимы, чьи засидевшиеся во власти лидеры не могут жить в интенсивном настоящем. Современный капитализм угрожает только тем, кто не замечает, что после периода расцвета и беззаботности для глэм-капитализма и глэм-демократии наступает время Че – время альтер-капитализма, то есть время меняться.

Время Че может быть достаточно долгим для тех, кто в течение 5-7 лет успеет использовать открываемые альтер-капитализмом возможности и сможет еще лет 10-15 пожинать плоды созданных трендов. И это же Время Че окажется мимолетным моментом для тех, кто недостаточно поворотлив, чтобы поспевать за интенсивным настоящим.

См. также: 

Время Че: альтер-капитализм в XXI ве­ке

Проблема 2017 (фрагмент книги)