Виктор Попков: Я все равно буду живописцем

MoReBo публикует фрагмент книги, знакомящей с творчеством Виктора Попкова - выдающегося художника, одного из самых ярких имен в русском искусстве второй половины ХХ века.

Начало. 1932 – 1948.

Человек, который станет одной из самых важных фигур русской реалистической школы, легендой русского искусства ХХ века, Виктор Ефимович Попков родился в Москве 9 марта 1932 г. Зная, как складывалась жизнь родителей художника – русских крестьян в первой половине ХХ века принявших на себя вместе со страной все удары эпохи, можно предположить, как непросто было одному из четырех их детей выбрать в жизни дорогу творчества. Не только талант нужен был Виктору Попкову, не только уверенность в своих силах и работоспособность – а принципиальная невозможность иного пути, невозможность существования вне искусства…

Судьбу его матери, Степаниды Ивановны (1909 – 1986) во многом определили события, выстраивающиеся в длинный трагический ряд и фатально повторяющие друг друга: ранние смерти отца, мужа и четверых детей, ни один из которых не дожил до своего пятидесятилетия. Отец Степаниды Ивановны погиб в тридцать пять лет, так что в голодные послереволюционные годы большая семья, включавшая восьмерых детей, осталась без кормильца. Не удивительно, что дети вынуждены были до срока повзрослеть: в совсем юном возрасте Степаниду определили в няньки, а еще через несколько лет стали отдавать в работницы, уже в 12 лет она умела косить и пахать. Отец художника, Ефим Акимович Попков, родился в деревне Верхние Каменки Смоленской области. Там он вырос, там состоялась свадьба со Степанидой Ивановной. В конце 1920-х годов, во время жестокого голода на Смоленщине и вскоре после рождения первого сына Николая, молодая семья переехала в Москву, где глава семьи стал работать грузчиком на товарной станции Казанской железной дороги. Вскоре после рождения в 1932 году второго сына, Виктора, Попковы вернулись в деревню, в которой отца взяли на должность заведующего магазином. После появления дочери Тамары семья снова переезжает – на этот раз в семейное общежитие в Мытищи, где Ефим Акимович получил место на кирпичном заводе, а Степанида Ивановна нашла работу в пекарне. А еще через некоторое время появился на свет младший сын Анатолий. Постепенно устраивавшуюся жизнь прервала война, на которую отца провожали всей семьей. Первое пришедшее от него письмо оказалось письмом-завещанием: «Ежели что, Стеша, помни мой наказ. Замуж не выходи, четверо у тебя их. Хорошего человека с четырьмя не найдешь, а с плохим намаешься. Выучи детей, если сможешь». Больше писем не было. Вернувшийся с войны однополчанин рассказал, что их эшелон разбомбили еще под Смоленском во время отправки на фронт. Сдача в плен для Ефима Акимовича была невозможна, он остался вместе с раненым лейтенантом, вместе с которым и погиб.

Степанида Ивановна осталась одна с четырьмя детьми: Николаю было одиннадцать лет, Виктору – девять, Тамаре – четыре года, а самому младшему – несколько месяцев. Наказ мужа она выполнила, никогда больше не выйдя замуж и полностью посвятив себя детям. И в том, что Виктор посвятил себя творчеству, несомненная заслуга Степаниды Ивановны. Чуткость, поддержка и безоговорочная вера матери в своего ребенка, которую в ответ так хочется оправдать, часто имеет не меньшее значение для становления художника, чем советы авторитетного учителя, фанатическая работоспособность и счастливое стечение обстоятельств. Перед исследователем ранних лет жизни Виктора Попкова стоит непростая задача – ушли из жизни современники, остались драгоценные крупицы воспоминаний… После смерти отца семья жила очень бедно, но дружно. Понимая, как трудно приходится матери, дети во всем слушались ее, старались помогать. Любивший шумные игры, постоянно окруженный друзьями, Виктор рос добрым, очень общительным и отзывчивым мальчиком, старался чем-то порадовать товарищей –  то угостить яблоками, то завернуть для друга кусочек хлеба, – в те тяжелые времена признак не только щедрости, но и особой душевной теплоты.

Сильнейшим переживанием детства для будущего художника стала смерть младшего брата Толи, который умер от дизентерии, не дожив до года. Витя даже не поехал его хоронить: не мог смотреть, как маленький гроб с телом брата опустят в землю, много плакал. Другое детское потрясение вполне могло стоить мальчику жизни. На него напал пасшийся неподалеку от детского сада колхозный бык Равин, которого до того дня почему-то никогда не привязывали: ребенка, по счастью, отделавшегося лишь царапинами, отбили, когда бык уже завалил его и начал катать по земле.

Автопортрет. 1964

Любовь к учебе и не часто встречающееся у его ровесников трудолюбие отличали Виктора уже в детстве: он никогда не пропускал уроки, приносил из школы сплошные пятерки, заслужив в семье прозвище «головастый». Особенно ему нравилась география, с преподавателем которой – Василием Васильевичем – у него сложились особенно теплые отношения. Рано, очень рано проявился у Виктора интерес – пусть не к рисованию, но – к изображениям. Еще совсем маленьким, Виктор тянулся к переводным картинкам – «сводилкам» (популярным у детей того времени), часто отказываясь от других детских радостей, вроде покупки конфет, в пользу чудесных картинок. Он любил смотреть, как под воздействием воды проявляются контуры и расцветают краски в этих изображениях. Еще одно сильное впечатление детства, давшее импульс к первым собственным пробам кисти, – наблюдение за тем, как работает, пишет акварельные этюды жившая неподалеку художница, имя которой, к сожалению, уже не узнать…

Отдадим должное матери Попкова, почувствовавшей искренний и серьезный интерес сына к занятиям живописью и поддержавшей его в этом начинании. В третьем классе он начал посещать изостудию, находившуюся на заводе имени Калинина в Подлипках, и уже тогда у него появилась четко осознававшаяся цель – научиться рисовать профессионально и сделать живопись главным делом своей жизни. Характерно, что за компанию с Виктором в художественную школу потянулись многие его друзья, но они в большинстве своем вскоре утратили интерес к живописи. А Виктор Попков остался... Уже в юности проявилась необыкновенная работоспособность начинающего художника, самозабвенно трудившегося в устроенной им в саду мастерской, собственноручно переделанной из старого сарая, стены которого были оклеены картоном, а в крыше проделано отверстие для света. Впрочем, дело не ограничивалось мастерской: Попков рисовал буквально всюду и постоянно, где бы он ни находился, рисуя все, что видел, – деревья, дома, людей, словно все подробности мира казались ему равно достойными внимания. Это своего рода жадность зрения, присущая истинным художникам, – стремление сохранить все то, что отпечатывается на сетчатке глаза. Столь рано проявившаяся тяга к рисованию  и творческая одаренность не остались незамеченными: педагог изостудии Павел Васильевич Вотинов высоко оценивал способности своего ученика. Сохранившийся альбом набросков Попкова за 1947–1949 годы (преимущественно натюрморты и портреты) демонстрирует впечатляющую быстроту обретения навыков: поначалу это совсем беспомощные рисунки, но очень быстро их сменяют более техничные и грамотные работы.

В СССР, в стране «победившего пролетариата», рабоче-крестьянское происхождение будущего художника, как ни странно, имело не только свои плюсы, но и минусы. В обществе, которое, как декларировалось, поддерживало человека «из народа», художник с биографией Виктора Попкова должен был получить «зеленую улицу» для реализации своего таланта. Однако негласная социальная иерархия существовала и в СССР: сын вчерашних крестьян, избравший себе творческую профессию, рисковал обречь себя на стойкий комплекс неполноценности. Показательно, что старший брат Николай советовал Виктору после школы идти в ремесленное училище на специальность маляра, вероятно, считая, что таким путем брат сможет реализовать свои художественные устремления, оставаясь в рамках привычной и комфортной социальной среды. С другой стороны, не по заказу, не по чьему-то распоряжению героями картин Попкова становились рабочие, строители и крестьяне, а потому что художник знал их жизнь не понаслышке, ему не нужно было специально вливаться в эту среду, учиться понимать ее.

Учеба. Первые поездки по стране. 1948-1958.

В 1948 году Попков поступает в художественно-графическое педагогическое училище, незадолго до этого открывшееся в Москве. Не помешала даже «двойка» за сочинение – Виктора все-таки принимают на курс, на котором вместе с ним оказались такие будущие мастера, как Купряшин, Калинычева, Насонов, Ткаченко. Дипломной работой Попкова в училище стал портрет писателя Николая Островского, работающего над романом «Как закалялась сталь». Сюжет для молодого художника непростой, требующий сочетания внутреннего эмоционального напряжения и внешней сдержанности, – и в значительной степени предсказывающий эволюцию творчества Попкова в направлении работ, полных глубокого психологизма. В этом произведении яркий солнечный день драматически сопоставлен с образом измученного, больного, но не сдающегося человека – словно в предвосхищение будущих неожиданных, островыразительных композиционных ходов, ставших впоследствии характерной приметой стиля зрелого мастера.

Во время учебы  Попков знакомится со своей будущей женой Кларой Калинычевой, и по окончании училища они вместе поступают в Суриковский институт. Виктор прошел с первого раза в 1952 году, Клара – со второго. В 1957м отпраздновали свадьбу, а еще через год родился сын Алексей. Пропустив год обучения из-за рождения сына, Клара окончила институт двумя годами позже, подготовив в качестве дипломной работы замечательную серию цветных литографий «Зоопарк». В дальнейшем она станет известным художником, участницей союзных и международных выставок, признанным и популярным мастером детской книжной иллюстрации. Впереди – ее сотрудничество с различными издательствами, и особенно плодотворное  с издательством «Малыш», где она работала над оформлением книг Р. Киплинга, С. Маршака, Б. Житкова и многих других. Общеизвестны ее иллюстрации к «Усатому-полосатому», «Галке» и многим другим. Тогда в этом издательстве работали многие художники-нонконформисты (Оскар Рабин, Олег Васильев и др.): работа с детской иллюстрацией была возможностью зарабатывать для художников, которым были закрыты пути для участия в официальных выставках. Правда, в отличие от многих коллег для Клары Ивановны работа иллюстратором была счастливым призванием, а не способом пережить трудные времена. Учеба в Суриковском стала важным этапом в формировании Попкова-художника. Большой конкурс на вступительных экзаменах не стал для него препятствием, однако зачислен он был не на факультет живописи, на который так стремился, а на графическое отделение. В то время большинство абитуриентов старались поступить «на живопись», и дирекция института сознательно решила перебросить часть сильных ребят «на графику». Позднее Попков и еще несколько человек просили управление института перевести их на живописное отделение, но им было отказано. В будущем эта кажущаяся «неудача» с поступлением на факультет живописи даст Попкову возможность не только стать прекрасным художником-графиком с узнаваемой сильной и уверенной манерой рисунка, но и во многом заложит основу его неповторимой индивидуальности живописца.

Будущий художник и его близкие жили как миллионы советских людей того времени: бедно, голодно, крайне стесненно. В Пролетарском районе Москвы, недалеко от станции Челюскинская, в бараке площадью одиннадцать квадратных метров жила семья Попкова – шесть человек: Степанида Ивановна, сам Виктор, старший брат Николай с женой и маленьким сыном и младшая сестра Тамара. По воспоминаниям брата, в институт художник ездил в разных валенках, с ломтем хлеба, намазанного салом. Приезжал из института и сразу садился рисовать. Когда семья ложилась спать, он, чтобы не мешать родным, выходил в общий коридор барака и там продолжал работать. Зимой, в неотапливаемом коридоре, Виктору приходилось рисовать в валенках и тулупе, но и такие трудности не могли ему помешать, он был бы готов работать даже на морозе: слишком притягателен был для него сам процесс рисования, создания образов… Ему не требовалось заставлять себя взять в руки кисть или карандаш, ведь речь шла о том, к чему он стремился с детства – о творчестве. А когда творчество становится неотъемлемой и естественной частью жизни, когда работоспособность и внутренняя дисциплина тождественны желанию писать, тогда, наверное, можно говорить о предвестии гениальности… Талант Виктора Попкова заметили очень быстро, и художник стал получать повышенную, а затем Сталинскую стипендию, которую он почти не тратил на себя, принося в семью или откладывая, чтобы купить матери теплую одежду. На свадьбу сестры, несмотря на протесты матери, отдал все деньги, выданные ему на натуру. (Студенты сами оплачивали работу натурщиков и поездки на этюды).

В Суриковском училище начинаются путешествия Попкова по стране, которые продолжатся всю его жизнь и сыграют огромную роль в творческой судьбе художника. Уже после первого курса он едет на практику в Белоомут, в 1956 г. посещает строительство Иркутской ГЭС, потом были поездки на трассу Абакан–

Тайшет (1959), на стройку Братской ГЭС (1960), на целину Казахстана (1961) и многие другие. Из этих художественных экспедиций Попков возвращался переполненным впечатлениями, почувствовав  атмосферу грандиозных строек, развернувшихся в послевоенные десятилетия, с большим количеством этюдов, многие из которых в дальнейшем привели к созданию прославивших его картин. Попкова поразил строительный размах Иркутской ГЭС, где приехавшие студенты оказались погруженными в самую гущу рабочей жизни: огромные котлованы, проносящиеся МАЗы, колеса которых превышали человеческий рост, небо, словно ватманский лист, расчерченное гигантскими строительными кранами... Вместе со студентами туда приехал замечательный педагог Юрий Рейнер, не просто хорошо относившийся к Попкову, но по-настоящему веривший в его призвание художника. Может быть, именно здесь Попков впервые вступил в творческое состязание, одно из многих за всю его жизнь: под руководством Рейнера студенты должны были устроить для коллектива рабочих выставку и показать свои лучшие работы.

И опять – не только выдающийся талант, отмечаемая преподавателями, но энергия и работоспособность, присущая настоящему мастеру. Опережая сокурсников, только намечающих планы работ, Виктор, поглощенный творчеством, заканчивал один этюд за другим. Его работа над композицией поражала: он обладал удивительным даром делать основой настоящего произведения искусства совершенно простые и непритязательные сюжеты. В отличие от товарищей, выбиравших плакатно-красивые виды, Попков упорно работал над сценой более чем прозаической: бетонщица на стройке заливает бетон холодной водой из шланга. Потребовалось множество этюдов, изменение ракурсов, освещения, выбор вместе с Рейнером лучшего варианта композиции – пока, наконец, решение не было найдено и картина не обрела идеальную завершенность. На итоговой выставке студенческих работ Попков поразил всех и количеством, и, главное, качеством своих произведений: это не были сырые ученические «пробы пера», как у многих его однокурсников, в картинах Виктора ощущался настоящий художественный потенциал и творческая энергия.  В литературе, посвященной Виктору Попкову, часто говорится о том, что на этапе творческого становления он был буквально одержим фиксацией зрительных впечатлений во всем их разнообразии, фиксацией настолько всеохватывающей, что она могла показаться бездумной. «Иногда казалось, что художник писал все, открывающееся глазу, не производил отбора», – отмечает В. Манин. Однако этому мнению противоречит вся дальнейшая направленность творческих поисков мастера, долго и тщательно выверявшего детали своих работ, стремясь к максимальной композиционной отточенности, словно воплощение замысла может быть верным лишь в одном-единственном случае, и именно это точное попадание в десятку ему было мучительно необходимо. Обращаясь к самому будничному, к тому, что, как правило, не задерживает на себе внимание, художник словно пытался опровергнуть эту кажущуюся несущественность, показать, что значительность есть даже в самых прозаических моментах бытия, что и они достойны воплощения. Это была не всеядность и не легковесность, а бережно-внимательное отношение к миру, радостное желание всмотреться в окружающую жизнь, сохранить для вечности ее мельчайшие подробности. В этом был «драйв», азарт настоящего художника: не надо брать подсмотренных готовых сюжетов – это слишком просто. Мастеру достаточно мимолетной частности, чтобы показать с ее помощью нечто большее, да так, что эта частность окажется значительной и незабываемой. И давняя студенческая композиция с бетонщицей – хорошее тому подтверждение.

На графическом отделении Суриковского тогда преподавало немало значительных мастеров – М.Н. Алексич, Г.Б. Смирнов и многие другие, но своим главным учителем Попков считал Евгения Адольфовича Кибрика, в мастерскую которого он попал на четвертом курсе. Кибрик никогда не допускал к занятиям в своей мастерской людей неспособных, не осиливших азы мастерства, его ученик плохо рисовать не мог в принципе. Попков был не из тех, кто послушно и бездумно идет за каждым указанием учителя, да и сам Кибрик таких студентов не любил. Энергию и несомненный дар Попкова многоопытный Кибрик оценил сразу и был в некотором роде пристрастен к его работам, подчас обращая больше внимания на недостатки его произведений, но этим он и выделял Виктора среди других студентов, этим заставлял его как можно усерднее совершенствовать талант.

Мой день. 1968

Чтобы расти и формироваться, настоящий талант должен знать то, что было создано его великими предшественниками, опираться на их достижения – или, в своем развитии, спорить с ними. Попкову, который родился в простой семье, провел детство на Смоленщине и жил в Подмосковье, было тяжелее входить в мир классического художественного наследия, чем многим его сокурсникам, выросшим в столице. Не в последнюю очередь по настоянию своего учителя Попков стал все больше уделять внимание не только профессиональному образованию, но и изучению истории искусства. Сам Кибрик вспоминал о Попкове с удовлетворением наставника, ожидания которого оправдались: «Яркая личность всегда привлекает внимание, и, вероятно, поэтому я хорошо помню многое, что связано с его творческой юностью. Он умел учиться, а это верный признак таланта. Я имею в виду не пассивное, послушное выполнение советов учителя, но активную жадность к знанию того, что составляет сложное и высокое ремесло художника. Он обладал редко встречающимся даром, способностью открывать во всем, что его окружало, новое, интересное, увлекательное, достойное воплощения в произведение искусства». У Кибрика-преподавателя тоже был особый дар: он помогал своим ученикам в полной мере раскрыть свой талант, максимально точно выразить то, что ищет воплощения. В Попкове уже тогда, в студенческие годы, чувствовалась сильная самостоятельная творческая личность, и профессор сразу оценил это. Интересно, что, несмотря на страстное увлечение творчеством и постоянное стремление рисовать, Виктор еще в период учебы в институте знал цену своему таланту и понимал, что его нельзя растрачивать неразумно. Как-то на летнем отдыхе он нарисовал портрет тещи своего двоюродного брата Никиты, который так понравился всем в округе, что к нему потянулись соседи с выгодными заказами. Но художник, как его ни уговаривали, все же отказался от роли «модного» портретиста, осознавая, как губителен для творчества такой конвейерный подход. Требовательный к себе, прекрасно учившийся и всегда стремившийся получить максимум знаний и практического опыта (вплоть до того, что, будучи на втором курсе, ездил на практику вместе с четвертым), Попков не был оторванным от жизни, погруженным только в свою работу художником. Уже тогда, в студенческие годы, проявилось его умение отстаивать свою общественную позицию, способность и смелость защищать творческие интересы – и свои, и товарищей. Все это станет в будущем чертой, отличающей Попкова от многих коллег-художников. Попков и его однокурсники смогли добиться обсуждения на комсомольском собрании проблем, связанных с невысоким уровнем преподавания некоторых предметов. Выступление Попкова на этом собрании принесло свои плоды – ситуация  в институте изменилась к лучшему.

Дипломная работа Попкова в Суриковском включала десять больших акварелей на тему транспорта и тринадцать цветных линогравюр, в то время как другие студенты делали по три–четыре работы. С отличным дипломом его поздравляли все – от уборщицы до директора. Это был настоящий успех! В своем дневнике об этом дне художник писал так: «Защищался последним из графиков. Сидел, то бледнел, то краснел, а в целом был зеленый. Рука так и лезла почесать в голове или тронуть нос, надувал и без того надутые желваки. Но главная задача была выполнена. Последнее слово, которое нужно сказать в заключение, обошлось без всхлипываний. Защитил диплом на отлично. Защита прошла с блеском. Был героем дня. На защите были мать, Коля, Клара, Витька Барвенко. Для матери это один из самых счастливых дней. Ей хлопали за такого сына. Она плакала, да и не только она». И хотя сам художник оценивал свои дипломные работы более чем критически, считая их сырыми и не доведенными до конца, успех его, безусловно, окрылил. Одну из вещей – «Монтажники на проводах» – напечатали в «Комсомольской правде», сопроводив прекрасным отзывом. Выполненная в лучших реалистических традициях, эта работа, изображающая молодых мастеров, ремонтирующих линию электропередачи, отмечена почти дейнековской композиционной энергией и наполнена ликующе-светлой атмосферой, ощущением взлета: земли не видно, силуэты рабочих выразительно рисуются на фоне неба, один из них, распластавшийся на едва заметных тонких линиях проводов, кажется парящим. Узнав, что его работу опубликовали, Попков, по его собственному признанию, «плакал слезами радости», и в этой искренней, почти по-детски счастливой реакции на первую известность, есть какое-то чисто попковское обаяние: ни показного равнодушия к собственному успеху, ни сдержанного сознания своих достижений, вместо этого – переполняющая его трогательная чистосердечная радость, которую не смогло омрачить неизбежное самоедство художника. Полное здорового азарта и честолюбия желание художника быть первым, быть оцененным и признанным, и отчасти связанная с этим желанием душевная уязвимость подкупают своей подлинностью.

Для Попкова на протяжении всей жизни была характерна большая интенсивность эмоций, открытость душевных проявлений и непосредственность. Отсюда его слезы  при чтении газетного панегирика, отсюда же и пугающий, чуть не стоивший художнику жизни приступ отчаяния в 1966 году, когда тесть буквально в последний момент вытащил его из петли. Слова «невыдержанность», «обидчивость», «депрессивность» здесь вряд ли подходят. Эти эмоциональные всплески объясняются теми особенностями личности, без которых не было бы и лучших картин Попкова, – особенной остротой восприятия жизни и более тяжелой и глубокой, чем у большинства людей, способностью чувствовать удары судьбы. Незащищенность, пониженный порог душевной чувствительности? Можно сказать и так…

Безусловно, первые шаги молодого художника были на редкость успешными. Три из тринадцати его линогравюр приобрела Третьяковская галерея, серия «Транспорт» экспонировалась на многих крупных выставках и, наконец, тоже была приобретена Третьяковкой. Успех этих графических листов, несомненно, сыграл свою роль в становлении художника, не только дав ему уверенность в собственном таланте, но и значительно улучшив материальное положение: после блестящей защиты Попков получил премию в пять тысяч рублей, а еще спустя несколько лет ему была предоставлена мастерская на Фрунзенской набережной. В том же 1958 году, когда состоялась защита, Виктор вместе с женой переехал из Подмосковья в коммунальную квартиру дома в Молочном переулке, на стене которого сейчас висит мемориальная доска с надписью: «В этом доме жил и работал художник Виктор Ефимович Попков». Молодая семья поселилась вместе с родителями жены в двух комнатах: в одной жили родители Клары и ее тетка Анна, в другой – Виктор, Клара и их сын Алеша, родившийся вскоре. Художник и его жена и жили, и работали в одной комнате, параметры которой некоторым образом вошли в историю искусства: размер знаменитой картины «Строители Братской ГЭС» точно соответствует размерам стены комнаты в Молочном, невольно заставляя вспомнить Александра Дейнеку, написавшего одну из лучших своих работ – «Будущие летчики» –  в крошечной пятиметровой мастерской. Картина «Весна в депо», созданная художником в 1958 году, на излете «оттепели», по своему оптимизму, ощущению радости жизни близка работам из серии «Транспорт», которые были приобретены Третьяковской галереей. Герои «Весны…», занятые тяжелым трудом, в будущем займут место на полотнах сурового стиля, который прославит мастера. Но пока – чистые краски, обилие красного цвета, теплая палитра, энергия молодых, красивых героев – все это невольно воскрешает в памяти работы классиков соцреализма.  Однако здесь нет тяжеловесности и пафоса «большого стиля» предыдущих десятилетий. Есть жизнь, которая будет счастливой, мечты, которые сбываются, несмотря на все трудности – так же как в депо (на переднем плане картины) прорастает деревце с нежными зелеными листьями, чья хрупкость подчеркнута мощью огромных колес паровоза.