Острова в океане

Василий Голованов. Остров, или Оправдание бессмысленных путешествий. – М.: Вагриус, 2002.

Совершенно бессмысленное словосочетание “последний романтик”, на первый взгляд, очень точно подходит к автору этой книги. Так же как, например, и “последний шестидесятник”. Родившийся 23 декабря 1960 года, сын известного журналиста Ярослава Голованова и сам прекрасный журналист, фотограф, писатель и поразительной чистоты и тоски человек, Василий Голованов словно несет в себе шестидесятническое проклятие веры, что где-то есть “подлинная жизнь”, прикоснувшись к которой станешь иным, — мудрым, как Фолкнер, сильным, как Хемингуэй, настоящим писателем, как любимые Дефо и Стивенсон.

Но именно трезвое писательское видение, что никакой “подлинной” жизни нет, а там, где ее ищешь, находишь пьянство, вырождение и бандитизм, придает книгам В. Голованова подлинный драматизм бесконечной борьбы с самим собой. Потому что эта другая, — настоящая — жизнь должна быть. Чтобы ты был. Так появилась книга “Тачанки с Юга” о батьке Махно. Так возникла серия “антиамериканских” статей Василия Голованова в журнале “Огонек”, вызвавшая бешеный отклик по обе стороны океана. А он не Америку убивал, как сказал бы герой Достоевского, он свою мечту об Америке убивал, потому что той Америки, которую все мы, а не только он, вымечтали, нет. Но мы примолкли, а Василий — убил.

Книга “Остров” — о том же самом, но на последнем пределе веры, которая держит человека на плаву. Остров, Ultima Thula — это край света, где найдешь себя, начав жизнь с чистого листа в ее обратном отсчете к правильности. Так возник его заочный сперва интерес к острову Колгуев, самому северному куску суши в Баренцевом море. Изучение записок, оставленных путешественниками, мечта побывать там.

У всех людей есть мечта. Немногие рискуют достичь ее в реальности. Василий Голованов рискнул. Десяти годам путешествия на остров Колгуев, начиная с 92-го года, как бы посвящена его книга. Она, в частности, о том, как вместо мифического рая естества там был обретен постсоветский ад уничтожаемой земли, умирающего народа, морок запустения. На самом деле содержание книги намного шире. Это тот поиск самого себя, описанный в форме путевого дневника, который через мечту, бегство и тяжелый поход, заканчивается обретением судьбы.

Сложную, внежанровую книгу держит ее интонация. Голос человека, который хочет договорить все до конца. Не для того доходишь до края земли, чтобы в чем-то себя обмануть. Лично я взял ее в руки, заболев. Когда другие книги, хорошие, умные, интересные, из рук выпали, как это бывает при высокой температуре, когда все теряет свой вкус. Однако, внутренний градус головановского “Острова” был таков, что с ним я выздоровел. Конечно, совпадение, — выздоровел и автор, считавший эту книгу для себя важнейшей. Но что мы обрели в итоге? Я ту норму, от которой, видимо, и заболел. Автор “Острова” — чудовищную невозможность соединить в себе “там” и “здесь”, вне зависимости от того, что считать главным: незамутненные ощущения на краю земли или привычку к цивилизованному мегаполису.

Василий Голованов думал, что шел путями англичанина Тревора-Бетти конца XIX века или украинской художницы Ады Рыбачук, прозревшей в конце 1950-х годов чудесный миф острова Колгуев. В реальности он шел по путям геологов 1950-1970-х годов, — последних романтических героев коммунистической утопии. Это они скрылись за горизонтом времени, стали призраком, мечтой, оставив после себя груды железа и мусора, который никто не убирает, и нефтяную скважину олигархо-стратегического значения.

Интонация “Острова” не оставляет читателя и по прочтении книги, делая ее для него одной из важнейших в жизни. Просто Василий Голованов знал, что должен кому-то передать эстафету. Поразительно, что среди того мусора, который, случается, издает “Вагриус”, книга “Остров” смогла быть изданной лишь за счет автора.