Знаменитая книга издана на русском языке

В издательстве Ad Marginem в Международной коллекции современной мысли выпущена знаменитая книга Ролана Барта "S/Z". Еще до появления русского перевода оживленная полемика показала, что авторитет Барта в России не абсолютен. Однако книга, написанная четверть века назад, требует другого способа чтения, чем тот, которым пользуются любознательные гуманитарии или газетные рецензенты философской литературы, считает ЕЛЕНА Ъ-ОЗНОБКИНА.
        
Книга Барта написана так, что нуждается она не столько в поспешном "узнавании", сколько в медленном прочтении. Она меньше всего настраивает на окончательные выводы, тем более приговоры, предоставляя каждому свободное пространство для размышления. Распорядиться этой возможностью можно по-разному. Скажем, начав не с вводных заметок Барта к его прочтению бальзаковского "Сарразина", а с самого текста рассказа, данного в приложении: "...Я был погружен в глубокую задумчивость, как это случается подчас со всяким, даже самым легкомысленным человеком, в разгар шумного празднества...". Правда, цифры, которые вдруг замелькают в тексте Бальзака (указывая на соответствующие фрагменты работы Барта), сразу напомнят о том, что текст этот уже несвободен, в него уже "вписана" иная книга. 
Впрочем, это вряд ли Книга. Опыт чтения-письма, который производит Барт — скорее опыт разрушения традиционной формы книги, выхода в пространство многомерности Текста. Барт движется осторожными шагами, ритмично выявляя в проходимом им тексте то, что указывает на "коды", иначе говоря, на следы некоего уже — того, что всякий раз отсылает нас к уже свершившемуся, универсальной культуре. Так, любое похищение, замечает Барт, с неизбежностью отсылает нас ко всем ранее описанным похищениям. Барт различает пять кодов, пять ведущих голосов, пересечение которых и создает "стереографическое пространство текста": "Голос Эмпирии", "Голос Личности", "Голос Знания", "Голос Истины", "Голос Символа". 
       Но Барт строит свой эксперимент в надежде уйти из-под власти классического повествования, упрямо влекущего нас к своей "истине". Он ищет пробелы, зазоры, смещения в тексте, куда может войти читающий и начать свое собственное путешествие. Было бы слишком упрощенно представить замысел "S/Z" как в конечном итоге преобразование бальзаковской истории о певце-кастрате, погубившем гениального скульптора Сарразина и составившем богатство семейства Ланти, в версию рассказа о "всеобщей кастрации", которой последовательно подвергаются персонажи "Сарразина". Кастрация — здесь вовсе не то, о чем сразу подумает каждый. Механизм кастрации, который обсуждает Барт, на самом деле — лишь одно из возможных имен той угрозы, которая нависла над миром, обустроенным мировоззрением классики. "Кастрация" — это потрясение принятых основ культурного строительства "смысла" (разрушается имманентная структура языка), "жизни" (разрушается жесткая оппозиция биологических полов) и "капитала" (деньги утрачивают "запах Золота" и превращаются в знак пустоты). 
       Суровый счет Барту предъявлен в нашем отечестве от имени тартусско-московской семиотической школы. На обложке недавно выпущенной издательством "Гнозис" книги "Ю. М.Лотман и тартусско-московская семиотическая школа" вынесены слова Михаила Гаспарова из его предисловия к лотмановским 1964 года лекциям по структуральной поэтике. Объект филологической агрессии не назван, но легко узнаваем — это Ролан Барт и прочие деструктивисты. Читатель предупреждается об ответственности: об опасности "произвольного подхода в литературоведении", опасности "парафилологии", обитающей "за границей". Однако событие по имени "Ролан Барт" в европейской культуре определенно состоялось, и русскому читателю осталась единственная возможность: спокойно и сугубо лично отнестись к этому событию. 
        
Ролан Барт. S/Z. Москва: Ad Marginem, 1994. Издание осуществлено при финансовой поддержке МИД Французской Республики и содействии Посольства Франции в Москве