Автор: Уэллс Тауэр
Издатель: Издательство Ольги Морозовой
"Боб Манро проснулся ничком. Челюсть у него болела, орали утренние птицы, а в трусах наблюдался явный дискомфорт"
Лауреат нескольких премий, завсегдатай списков молодых талантов, Уэллс Тауэр считается одним из самых перспективных американских писателей, появившихся в 2000-е. В русском издании его первого сборника большая часть переводов принадлежат Виктору Голышеву и Владимиру Бабкову, и это тоже задает ожидание большого писателя, кандидата в канон. В какой-то степени ожидание это оправданно.
"Дверь в глазу" — девять историй о хороших грустных людях, к которым жизнь проявляет неласковость; они же стоически сносят это и продолжают относиться к миру если и не с любовью, то по крайней мере с уважением. В первом рассказе строителя Боба изводят работа, жена, самодовольный дядя и, под конец, ядовитый морской огурец. В другом — мальчик читает объявление о сбежавшем ягуаре и мечтает, как тот слопает его нелюбимого отчима. Есть истории про то, как неудачливый изобретатель пытается пережить маразм отца, как одинокий бизнесмен сорок лет мирится с капризным братом. Почти все рассказы Тауэра — про родственников или в крайнем случае соседей, колеблющуюся оболочку вокруг одиночества каждого человека. В этих текстах ничего не происходит, ожидания обманываются, планы расстраиваются, но в этом "ничего" для тауэровских героев — если им везет — обнаруживается смиряющий смысл, тень надежды или по крайней мере оправдания.
От прозы Тауэра есть отчетливое ощущение, будто читаешь знакомый текст — то ли Сэлинджера, то ли Апдайка, то ли Буковски, то ли еще кого-то из американского канона второй трети прошлого века. Не то что он копирует чужие стили или смешивает их. Скорее Тауэр идеально попадает в некое ожидание того, как должна выглядеть американская проза. В этом общем месте он — что удивительно — остается живым писателем. Это, в общем, хорошие рассказы, хотя они и вызывают недоумение — почему это написано сейчас? Можно всегда сказать: потому что это "о вечном". Хотя такое вечное все равно отдает явной ностальгией. Тот тип жизненного неуюта, о котором пишет Тауэр, слишком знаком, обустроен литературой, и поэтому превращается в свою противоположность — печальный элегический уют.
