Наш сегодняшний разговор о названии «Медный всадник». На днях в Институте русского языка РАН текстолог Николай Перцов и филолог Игорь Сидоров выступили с научным докладом «Медные Всадники в русской поэзии и в языке: 1830-е годы». Почему же во множественном числе? Все привыкли считать, что этот всадник один. Один памятник Петру I в Петербурге. И пушкинское произведение с таким названием в литературе тоже единственное. Однако исследователи выяснили – это совсем не так. 
Слово Николаю Перцову.

Еще больше 70 лет назад замечательный историк литературы Лев Васильевич Пумпянский в своей статье «Медный всадник и поэтические традиции 18 века» указывал, что по неоднократному торжественному употреблению слова «медь» Державиным и его учениками можно установить, что само заглавие «Медный всадник» принадлежит языку поэзии 18 века. Оно действительно принадлежит этому языку, но в самой поэзии 18 века мы его не находим, во всяком случае, я вместе с моим соавтором Игорем Александровичем Сидоровым не нашел это словосочетание. При этом соединение слов «всадник» и «медь» в литературе того столетия встречается. На следующий год после установления памятника Фальконе в Петербурге мы встречаем его в стихотворении Ермилы Кострова.  «Сидящий на коне, простерший длань к пучине» – так он называет Петра, а дальше через несколько строк – «и медь, что вид его на бреге представляет». У Василия Петрова в тех же 80-х годах мы видим: «всадник, радуйся, днесь я тебя в меди бездушной созерцаю». То есть медь и всадник соединены в поэзии 18 века, но этого словосочетания – медный всадник – мы там не обнаруживаем. И мы его относим к Пушкину. Но нет. Пушкина опередил на два года декабрист Александр Иванович Одоевский в своем стихотворении «Сен-Бернар», написанном в 1831 году в Петровском остроге и посвященном переходу войск Наполеона через перевал Сен-Бернар в 1800 году. Но интересно нам не это. Интересно нам то, как стихотворение кончается: перевал грозит Наполеону, что ему будет возмездие за его агрессию со стороны мужающей державы, то есть России, он предсказывает: « которая грозит звезде твоей». И вот как оканчивается стихотворение: «В полночной мгле, в снегах есть конь и всадник медный. Ударит конь копытами в гранит и кинет огнь в сердца, он искрою победной твой грозный лавр испепелит». В этом большом стихотворении есть и другие пересечения с поэмой Пушкина. Сомнений о том, что эти два текста связаны, нет у нас с автором никаких, и можно утверждать, что Пушкин видел этот текст. Правда, он был опубликован после смерти Пушкина, но ясно, как текст мог оказаться перед глазами Пушкина. Одоевский публиковался в 1830-м и 1831 году в «Литературной газете», издаваемой Дельвигом, Пушкиным и Сомовым. Газета прекратила существование в середине 1831 года, и, скорее всего,  стихотворение просто оказалось в руках тогдашнего редактора Ореста Сомова уже после того, как газета прекратила существование, и Сомов показал его, скорее всего, Пушкину.
 
–       Если ваша гипотеза верна, что же, получается, что Пушкин плагиатор?
 
– Вы знаете, это сложная вещь. Так нельзя говорить. Дело в том, что в поэзии 20-х, 30-х годов 19 столетия пересечения, заимствования – это совершенно нормальное явление. Причем, заимствования из произведений неопубликованных. Поэтому прямо так называть плагиатом это никак нельзя, в отличие от последующего времени, когда это могло быть сочтено за плагиат. Тем более, дальше мы видим, что и у Пушкина было заимствована несколькими годами позднее его неопубликованная поэма.
 
В 1833 году Пушкин пишет «Медный всадник», отдает ее на высочайшую цензуру, получает замечания от Николая Первого, которые он не может исправить, поэма остается у него в письменном столе. Правда, в декабре 1834 года он публикует вступление к поэме, в котором речи о медном всаднике нет.
 
– Это то самое, известное всем со школьной поры, вступление, которое начинается строчками «На берегу пустынных волн стоял он, дум великих полн…» и так далее.
 
–Да, да. И вступление появляется в «Библиотеке для чтения», но через четыре месяца в газете «Литературное прибавление к Русскому инвалиду»  появляется стихотворение с названием «Медный всадник». Это первое в русской поэзии произведение так названное, и подписано оно И.Петров. Выглядит как псевдоним. Стихотворение просто-напросто пронизано пересечениями не только со вступлением к поэме Пушкина, но и с самой поэмой. Даже название полностью  совпадает, что говорит о том, что автор не мог не знать поэму. Но как он мог ее прочитать? В печати никак не мог. Это стихотворение обнаружил Игорь  Сидоров. Его поразительным образом не заметили другие исследователи. И вывод такой, что автор знал текст Пушкина.

Кстати, автор оказался существовавшим человеком, это не псевдоним, это действительно его фамилия, Иван Матвеевич Петров, харьковский губернский казначей с одной стороны, а с другой стороны поэт, ныне совершенно забытый. Как он мог это узнать? Игорь Сидоров выяснил, что осенью 1834 года в Харькове несколько месяцев был брат поэта Лев Сергеевич Пушкин. До этого Лев Сергеевич несколько месяцев провел в Петербурге, очень тесно общался с братом Александром. Я думаю, что Лев Сергеевич один из немногих тогдашних близких к Пушкину людей, которые эту поэму знали. Совершенно естественна дорожка, которая ведет от текста поэмы к Петрову. Лев Сергеевич, обладая феноменальной памятью, мог просто прочесть всю поэму Петрову и тамошним харьковским литераторам или ее фрагменты. Вот чем объясняется знакомство Петрова с этой поэмой.
 
– Тут важно понять мышление человека 30-х годов 19 века. Предположим, он действительно услышал этот текст от брата Пушкина. Он что, этим текстом так восхитился, что решил спеть свою песню, своими словами?
 
– Да, я думаю, что именно так было. Он был поражен и самим текстом, и, кроме того, он в первый раз оказался в Петербурге и он был потрясен величием столицы, ярким мартовским солнцем, которое светило в марте 1835 года, об этом сообщают газеты. Стихотворение начинается так:
 
Вешней негой солнце дышит!
Весел, радость над челом,
Мчится всадник – ржет и пышет,
Конь под медным седоком!
 
Николай Перцов с Игорем Сидоровым сейчас заняты подготовкой публикации своих разысканий о Медных Всадниках, скачущих, как выяснилось, по многим страницам русской литературы.