Недавно увидели свет сразу две ее новые книги – новеллы «Окна», в которой 54 репродукции картин Бориса Карафёлова, и книга для детей «Джентльмены и собаки». 27 октября в ДК имени Ленсовета пройдут сразу два творческих вечера Дины Рубиной. Накануне визита в Россию Дина Ильинична дала "Фонтанке" эксклюзивное интервью.

- Ваш визит в Питер вызван желанием представить две новые книги, или есть и другие поводы?

- Нет, как говорил персонаж известного анекдота (или мультфильма), «я просто мимо проходил». Много лет я выступаю перед публикой «по поводу» и без оного. Встреча писателя с читателями в принципе в поводе не нуждается. Мне предложили приехать и выступить в Питере – я согласилась. Тем более, в последнее время делаю это все реже.

- Какие ниточки вообще связывают вас с нашим городом?

- Да все те же: юношеская любовь, первое потрясение от встречи с этим городом… Ну, а затем – по знакомому маршруту со всеми остановками: друзья, выступления, дела, и вновь – друзья, друзья, друзья…

- Почему «Окна» названы сборником новелл, а не рассказов?

- Это разные жанры. Новелла  предполагает более широкое, чем рассказ, дыхание, другой «градус повествования». Кроме того, новелла лучше стыкуется со статичностью произведений живописи, возникает некий общий неторопливый и вдумчивый ритм книги. Ведь книга «Окна» задумана как синтез двух искусств.

- Извините за вопрос, но он, как говорится, висит в воздухе: почему 54 картины вашего мужа не пересекаются с новеллами, и если бы эти картины рисовал не ваш любимый супруг, взяли бы вы их в свою книгу, да еще в таком количестве?

- Нет, извинить вас за этот вопрос не могу, так как для удушения подобных вопросов специально написана первая новелла-предисловие к этой книге, в которой все сказано – и про то, что это не иллюстрации, а картины, - параллельное, а не сопровождающее искусство, и про то, почему совпадают окна жизней у людей, которые эти жизни прожили вместе, и про то, что такое количество картин обусловлено уравновешением и перекличкой в книге живописи и прозы… Ваш вопрос висит, скорее, не в воздухе, а в кошельке: книга действительно дорога – это, по сути дела, альбом. Значит, для читателей есть два выхода: либо купить ее так, как покупают альбомы в свою домашнюю коллекцию, либо терпеливо подождать момента, когда издательство выпустит «мягкий сборник» - без картин, и в десять раз дешевле.

- Для многих ваших читателей стало полнейшей неожиданностью то, что Дина Рубина пишет еще и детские книги… Как это получилось? Насколько это серьезно для вас? Будет ли «детское» продолжение?

- Да для меня и самой выход этой книги - явление достаточно неожиданное, хотя написала я ее в ранней молодости, дурачась и играя, за несколько дней, а точнее, за те 24 дня путевки в доме творчества художников в Гурзуфе, где мы с сестрой Верой с утра до вечера валялись на пляже, ржали и наперегонки придумывали английские имена. Перед поездкой мой приятель поэт Рудольф Баринский подарил мне пачку своих англизированных стихов для детей, «чтобы – сказал он, - было, что почитать в самолете». Я заглянула в листки и была сразу очарована этой игровой стихией псевдоанглийской псевдоигры: всеми этими земляничными пудингами, гренками, джентльменами, эсквайрами, кошками и собаками…

…Ну, а дальше – лето, молодость, море, безделье… и почти постоянное чувство радости жизни, в те годы бурлящее в моем организме. Повестушка была сочинена, вернее, выкрикнута, выхохотана и… осталась, как нечто несерьезное, лежать в какой-то серой папке в моем столе. И лежала так почти сорок лет. Вернее, не лежала, а переезжала вместе со мной и моей растущей семьей из страны в страну, из города в город, с квартиры на квартиру – не  покидая серой папки и практически с нею слившись.

Давно умер мой друг Рудольф Баринский, а повесть все лежала и лежала...

Но всему приходит свое время, и в гости к нам приехали мои друзья со студии «Вимбо» - Миша Литваков и Юля Стоцкая. Совсем недавно я записала у них диск со стихами Ренаты Мухи. Сидя у нас на балконе и потягивая виски, Миша  рассказывал об успехе этого самого диска. И вдруг произнес: «Как жалко, Дина, что вы сами не пишите ничего для детей!»…И тогда, как говорится в таких случаях, «пролетел тихий ангел». Он пролетел и дунул в мое ухо. «А знаете, Миша, - задумчиво проговорила я, - когда-то давным-давно я написала некую повестушку…». Ушла в кабинет, выдвинула ящик стола, достала серую папку и открыла ее: машинописные листы пожелтели, шрифт потускнел, но прочитать его еще было возможно.

Так и случилось, что одновременно в студии «Вимбо» вышел диск с этой повестью, начитанной мною лично, а в издательстве ЭКСМО вышла книга. По-моему, книга – шедевр: я имею в виду не текст, а замечательные рисунки Петра Любаева, который буквально переплел ими каждую страницу книги, использовав старинные английские гравюры.

- Вы ведь записали уже несколько аудиодисков. Что интересного находите в этом занятии?

- Это совсем особый вид искусства, который очень по мне. С одной стороны – реализация артистических способностей, которыми меня зачем-то наградила природа. С другой стороны – замкнутость студии, одиночество с микрофоном – то, что я как раз люблю, особенно в последние годы. Ну и – результат: синтез слова, музыки, голоса, воображения.

- В пресс-релизе ваших вечеров в Питере написано: «Она всегда ослепительно обаятельна и остроумна, великолепно держит зал, немного кокетничает со слушателями, льстит им как бы ненароком». Согласны ли вы сами с такой характеристикой?

- Послушайте, реклама – это тоже вид искусства, и тоже – не пересекающийся с сутью предмета. Какая разница, что написано в афишах? Я никогда не лезу руководить в этих делах – там свои законы. В конце концов, во всех этих афишах значение имеет только одно: имя.

- Вы сами говорили, что ваши творческие вечера - это на самом деле литературные концерты, вполне эстрадного стиля. Но как это стыкуется с вашими книгами, которые никак не назовешь «эстрадной» литературой?

- А вот опять: никак не стыкуется. Параллельные, не пересекающиеся виды искусств. Я, видите ли, театральным, даже эстрадным искусством много лет зарабатывала на жизнь семье. К моим книгам это не имеет никакого отношения, кроме, разве, того, что на выступлениях я читаю какие-то короткие отрывки - игровые, что ли, театрально-ударные.

Сейчас уже позволяю себе выступать в более «писательском образе»: записки, ответы на вопросы. Но, честно говоря, я и сама – по темпераменту – терпеть не могу эти надувания щек в стиле отца русской демократии; люблю пошутить, люблю живой разговор с публикой.

- Не секрет, что на ваши встречи с читателями приходят, в основном, женщины… Можно ли сказать, что вы пишете для дамской аудитории?

- Ровно настолько, насколько для подобной аудитории ставят спектакли режиссеры, выставляются художники, исполняют классическую музыку оркестры…Приглядитесь, пожалуйста, какое соотношение мужчин и женщин в залах музеев, в театральных и концертных залах. Примерно 35 к 65-ти в пользу женщин (не дам, а женщин, простите мне неприязнь к этому туалетно-гардеробному слову). Увы: за последние десятилетия потребителями, грубо говоря, культуры (особенно это видно в России) в большинстве своем стали женщины. Они больше читают, больше ходят на выставки и концерты. Это – реальность, от которой отмахнуться уже нельзя. Меняется социум – так же, как меняется соотношение женщин и мужчин повсюду: в высших учебных заведениях, на высокотехнологичных предприятиях, в искусстве, в науке, за рулем машин - всюду.

- Нынешнее засилье гламура и попсы стало большой проблемой для культурной жизни России. Коснулось ли оно Израиля?

- Но это было всегда и везде, а в последние годы, с появлением  мировой Сети, то, что вы называете «гламуром и попсой» - а ведь в русском языке есть для этого прекрасное слово, которого нет в других европейских языках – «пошлость», – конечно, разрослось чудовищными грибами. Израиль – не исключение.  

- Не возникает ли вас мыслей о возвращении в Россию?

- Только в виде дружеских посещений. Помните, Гамлета: «Но играть на мне нельзя-а-а-а!»

- В «Белой голубке Кордовы» детально описана постельная сцена, причем повествование идет от лица мужчины… Что подвигло вас попробовать свое перо в столь необычном для вас ключе?

- Там несколько эротических сцен, которыми горжусь. У меня и до того они встречались – например, в романе «Почерк Леонардо». Что меня подвигло? То, что всегда подвигает автора: нужды сюжета, образа - все то, что делает иллюзорный воображаемый мир весьма вещественным. Писатель обязан уметь описать все.

- В свой прошлый визит в Петербург вы рассказывали, что получили предложение канала «Культура» стать ведущей серии передач «Другие берега» - о русских писателях, живущих за рубежом, причем начиная с Тютчева… Этот проект удалось осуществить? Какие еще интересные ТВ-проекты у вас намечаются?

- От этого проекта мне пришлось отказаться, так как он требовал колоссальных временных затрат, а я в то время уже засела за свою очередную работу. Вообще мне все время поступают какие-то предложения на этот счет, и всегда оказывается, что я – «засела за работу», и законопачена в своем глубоководном батискафе до весны, лета, зимы, осени…Вот сейчас вырывалась к вам со скрежетом зубовным, прямо от компьютера: работаю над новым огромным романом «Русская канарейка».

- Будет ли сделана экранизация «Белой голубки Кордова» Константином Худяковым? Намечаются ли еще какие-то экранизации?

- Роман был куплен кинокомпанией Сергея Жигунова, и что они там с ним сделают – мне неведомо, мне они ничего не сообщают. Но, слава Богу, договор заключен на короткий срок, и у меня уже стоят в затылочек претенденты на покупку прав не в России, а в более надежных (по законам и по намерениям) странах.

- На сколько языков переведены ваши книги? Можно ли честным писательским трудом заработать в России миллион долларов?

- Это два разных вопроса. На первый ответить просто (хотя не совсем – надо посчитать: за последний месяц к языкам, на которые переведены мои книги, прибавились литовский, сербский и словенский) – думаю, где-то 21-23…

На второй вопрос ответить труднее, ибо для того, чтобы твои книги покупали, должен сложиться очень прихотливый пасьянс. Понимаете, честным писательским трудом занимаются и Акунин и, например, Шишкин. Но это – разные тиражи и, следовательно, разные гонорары. А литературные премии и литературные гонорары – это тоже вещи разные. Что касается меня – мне жаловаться грех. Семья не голодает. У меня, в отличие от многих других моих коллег, есть еще один выход – выход на публику.

- Действительно ли вы дружны с Игорем Губерманом?  В своих выступлениях он постоянно вспоминает какие-то истории, связанные с Диной Рубиной, а вы в свою очередь постоянно говорите о нем.

- Да, мы и соседи, и друзья. У меня есть парочка эссе о Губермане…Игорь Миронович – друг очень крепкий, и замечательный человек. 

- На прошлой встрече в Петербурге вы сказали: «Не исключено, что напишу роман об уголовном мире, потому что меня недавно познакомили со старой уголовницей. Ей 82 года, репатриировалась в Израиль уже после 70-ти по поддельным документам. Семь раз меняла имена и фамилии. У нее семь отсидок общим сроком 26 лет. Она из хорошей еврейской семьи, папа – главный врач госпиталя…» Удалось ли реализовать этот замысел?

- Пока обдумываю. Понимаете, мне для воплощения образа необходимо этого будущего героя полюбить…А я…навестила уголовный прототип раз, другой…поговорила с криминальной старушкой…Потом спросила себя – могу ли ее полюбить? И не смогла себе дать положительного ответа. Впрочем, вполне возможно, в качестве какого-то второстепенного персонажа…

- Если кино мы сегодня смотрим голливудское, музыку слушаем американскую и английскую, то книжки читаем русские. Тиражи наших писателей в России намного больше, чем иностранных! Что вы об этой ситуации думаете?

- Это обычная ситуация для всех стран. В Америке читают американских писателей, в Голландии – голландских, во Франции – французских.
Вот раньше в Советском Союзе – да, мы читали много переводной литературы. Думаю, прежде всего, из-за того, что у нас была целая армия блистательных переводчиков. Они и сейчас есть, но расклад на книжном рынке немного сдвинулся. Впрочем, не думаю, что какого-нибудь Коэльо (которого в Испании плохо знают), или Харуки Мураками, или Кортасара читают в России меньше, чем русских писателей.

- Как вам удается заниматься качественной литературой и собирать огромные залы, выпускать книги большими тиражами?

- Так сложилось. Улыбка судьбы. И что-то еще, что трудно обозначить словами.