Глаголы Новодворской

 

Люди любят Новодворскую. Люди ей улыбаются. Я пригласил Новодворскую обедать в дорогой ресторан. Когда Новодворская вошла, швейцар как-то сразу изогнулся и изулыбался. Это известно про швейцаров: кому-то они улыбаются настоящей улыбкой, а кому-то - поддельной. Так вот, Новодворской этот швейцар улыбнулся, как бы он улыбнулся своей маме, вдруг вернувшейся из вражеского плена, или даже блудной дочери. Ну правда, какая Новодворская в дорогом итальянском ресторане? Вечером, должно быть, этот швейцар придет домой и скажет жене: "Представляешь, сегодня я помогал снять шубу Новодворской. А потом она переодела сменку и пошла к зеркалу. Достала из сумочки духи. Помазала за ушами. Поправила очки. Пошла медленно, села за столик и заказала креветок". Это уже начало легенд о Новодворской. Потому что, вот увидите, она будет такая народная святая.

 

- Отличные здесь креветки, такие толстенькие! - Валерия Ильинична ест медленно. Ее голос, как всегда, большой и веселый, звучит сигналом к бою, люди вокруг поняли, кто тут сегодня ест креветок, и даже те, кто сидит к Новодворской спиной, уже по голосу все поняли. И их уши сразу выросли в сторону нашего стола.
    

УХАЖИВАТЬ ЗА НЕЙ

Валерия Ильинична ест медленно. Аристократично. И за ней хочется ухаживать. Поэтому мы заказали ей королевских креветок, а шеф-повар Марциано наклоняется над столиком и заглядывает в глаза Новодворской, как будто там нарисована оценка его креветкам и еще какая-то правда.

 

(А там нарисована пятерка, Валерии Ильиничне вкусно. Ура!)

- А спагетти я никогда не ем. 358 калорий, какие спагетти!

Если кто-то мог подумать, что Новодворская считает калории из соображений кокетства, то пусть он пойдет и съест за это ведро спагетти. Новодворская считает калории потому, что иначе ей нельзя. Новодворская прошла пытки и тюрьмы. Новодворской светили в глаза лампой. Новодворская держала голодовку. За пять лет тюрем здоровье убежало от Новодворской, не попрощавшись. Сейчас Новодворской приходится жить очень внимательно. Внимательно читать этикетки к продуктам. Складывать и вычитать калории. Есть медленно и думать во время еды. Потому что если этого не делать, можно рано уйти.

А этого Новодворской нельзя.

Новодворская - находка для журналиста. Журналист ведь существо чаще всего необразованное и неостроумное. Новодворская - один из самых проницательных мыслителей в этой стране, поэтому журналисты любят спросить о чем-то Новодворскую и тут же выдать это за свою мысль, но не тут-то было.

Беда в том, что мысли Новодворской хороши только из ее уст. Как кольцо Всевластья, которое только одному существу дано было нести, так мысли Новодворской, оторванные от первоисточника, после кражи теряют свою силу. Или приносят вред.

- А вот какое у вас в жизни есть главное удовольствие?

- Книги и книги. А потом уже фильмы и театр. Обычно мы ходим в Ленком.

- Кто мы?

- Мы с семейством Кости Борового. Ходим на все премьеры к Захарову, не пропускаем новых спектаклей у Любимова. Мы заядлые театралы. Кстати, вы, Феденька, женаты?

- Я, Валерия Ильинична, пока нет.

- Ой, я придумала! Я вам нашла невесту. Леночка Боровая! У вас будут потрясающие дети, коллекционные, марочные.

Тут у Новодворской в сумочке что-то звонит. Оказывается, мобильный.

- Мамочка, мы доехали. Не замерзла, мы же на машине. Переодела. Ну пока, мамочка.
   

ПОНИМАТЬ ЕЕ

Валерия Ильинична ест медленно, и я присутствую при этом впервые.

Впервые я увидел Новодворскую на митинге Демократического союза в 1987 году. Мне было десять лет, и я тогда часто ходил на митинги и даже расклеивал какие-то листовки. На Пушкинской площади было человек сто или, может быть, двести, и посреди этих расступившихся людей стояла она, с мегафоном. А потом я видел, как ее схватили и поволокли. Когда ее увозили в зарешеченной машине, ко мне подошла какая-то женщина с бумажным транспарантом на палочке и сказала: "Мальчик, быстро беги домой, сейчас здесь всех будут брать". И я пошел и спрятался в каком-то дворе.

А потом прошло шестнадцать лет, и я познакомился с Новодворской у себя на ток-шоу "Короткое замыкание". Я хотел пригласить ее в Люди Напротив (это были такие эксперты, вроде постоянных соведущих), и мне сперва долго не разрешали.

Новодворскую на телевидении боятся, и заслуженно.

Вот Жириновского не боятся, потому что какую бы странную вещь он ни сказал, все знают этому цену и просто смеются. А цену словам Новодворской определить сложно. То есть когда она говорит про своего кота Стасика, тоже смеются, и это трогательно: такая женщина в таких очках любит своего кота, а в свободное время ходит на митинги и устраивает пикеты. А начальникам с телевидения страшно другое: ведь могут найтись люди, на которых ее мысли, резкие и радикальные (но очень логичные), подействуют.

Но не подействуют. Спасает то, что Валерия Ильинична не умеет заворачивать свои мысли. Подает их в сыром и открытом виде, как есть, а не в сладком соусе, как положено в этом бизнесе. Поэтому в большую политику Новодворскую не пускают. Поэтому политика для нее и не бизнес. По-моему, в этой стране она такая последняя.

Зато люди ее любят, еще как. Надо было видеть лицо Юлия Гусмана, когда в гримерной Останкино, перед записью "Короткого замыкания", он увидел Новодворскую. Это лицо было одной сплошной улыбкой (см. выше про швейцара). А когда пришла пора зайти в студию, Гусман сказал Новодворской: "Ну что, орлеанская девственница, пошли уже работать?"

И они, оба больные и не очень уже молодые, поковыляли через студию, через спящую на трибунах массовку, к своему лобному месту. И массовка тут же проснулась и зааплодировала.

(Люди ведь любят страдальцев. Или, во всяком случае, в нужные моменты истории их слушают.)

А недавно ей предложили вести передачу на Ren-TV. Передачу придумал один фэн Новодворской, телевизионный продюсер. По сути ему надо было сделать передачу с клипами разных звезд и чтобы в промежутках при этом было интересно. В виде интересного он посадил в студии Новодворскую и к ней разных гостей. Новодворской нравилось, продюсеру тоже, записали целый пакет программ, после чего продюсер пропал.

- А через какое-то время он позвонил мне и сказал, что Ирена Лесневская программу зарезала. По его словам, Лесневской очень нравилась Новодворская и не нравились клипы, из-за клипов ей стало грустно. На что я ему, конечно, сразу предложила: "Так давайте же выкинем клипы, оставим меня, позовем разных политиков, тогда ей точно будет весело!" И, наверное, Лесневская представила, как ей будет весело, - во всяком случае, продюсер с тех пор больше мне не звонил.

Поэтому Новодворская и не в телевизоре. Зато она в журнале. Каждый вторник она едет на работу, на Пушкинскую площадь, в редакцию черно-белого неглянцевого журнала, называется "Новое время". Когда-то это был очень важный журнал. Сейчас он такой, что по всем статьям очень подходит Новодворской. Он страшно честный и слишком открытый. В нем царит главный редактор, старичок Пумпянский, а по вторникам присутствует колумнист Новодорская, которая пишет тексты только рукой, а как еще?

- А что, у вас нет компьютера?

- Нет, я все пишу от руки, набело, на листочке. До гусиного пера еще не дошла, потому что гуси продаются теперь без перьев, ощипанные. Я не могу писать на компьютере, это полностью нарушает творческий процесс. Во-первых, я из-за зрения не вижу клавиш, не могу набирать. Во-вторых, я так писать не в состоянии, это все равно что диктовать. Вот только жалко, что в интернет не могу лазить. У меня ведь вся партия живет в интернете. Я не технократ, я глухой гуманитарий, так что интернетом я пользуюсь через посредников. У нас в редакции "Нового времени" все набирают на компьютере, я одна пишу от руки. Когда не было компьютеров, а была машинка, я даже машинку как следует освоить не могла. Вот и судите.

- А мобильный телефон все равно завели.

- А мобильный телефон я завела для мамочки, чтобы она не дергалась. А так он мне не нужен, я же не занимаюсь бизнесом, и у меня никогда не бывает ничего такого срочного. Только для мамочки.

Мама Новодворской Нина Федоровна не говорит с Валерией Ильиничной о политике. И еще неизвестно, что было бы, если б они начали спорить.

Ведь 95% людей в этой стране - идеологические противники Новодворской. Но из оставшихся 5% еще 1% - союзники. И это тот процент, которым можно гордиться. В этом проценте большинство - с говорящими именами. Впрочем, их именами Новодворская не размахивает. Потому что понимает, что этим самым она вряд ли сделает им хорошо.

- Я думаю, что в этой стране есть некоторые люди с правильными убеждениями, но они вынуждены их скрывать. Вот у Чубайса, я почему-то уверена, нормальные взгляды, только он не высказывает их вслух, а то его сразу выгонят из РАО "ЕЭС", после чего страна замерзнет и будет сидеть в темноте.

- А если бы вам довелось выбирать место для жизни, вы бы какие широты предпочли?

- Я, к сожалению, не имею права ничего выбирать.

- Ну, представим себе такую ситуацию.

- Я человек военнообязанный, я обязана спасать Россию. А здесь климат сами знаете какой. Особенно зимой. На улицу страшно выходить.

- А как же вы по улице ходите?

- Я не хожу, я только на машине. Но у меня нет машины. И у нашей редакции нет машин, у нас только один редактор имеет свой драндулет, который, по-моему, ровесник того "фольксвагена", который сделал Адольф Гитлер. Так что летом я ловлю такси, а зимой, когда нет возможности его дожидаться или к нему пробиться, товарищи по партии подвозят, есть у нас в партии пара небезлошадных. А зимой, была б моя воля, вообще бы не выходила на улицу. Я зиму ненавижу.

- И при этом вы бы из здешних широт ни за что бы не уехали?

- Никогда о таком даже не думала. Это не соответствует ни моим взглядам, ни уставу моей партии. Я даже никогда не ходила на проводы тех, кто уезжал. Я их по-своему презирала.

- Ну хорошо, вы же были в Италии, например. Видели, какой там климат. Могли сравнить.

- Да, и когда я проходила границу, ко мне выскочила из своей будочки пограничница и чуть ли не плакать стала и хватать меня за одежду, потому что решила, что я уезжаю насовсем. Так что о каком выборе может идти речь? У нас гиперборейская страна, и все, что мне на роду написано, - это жить здесь и здесь умереть, ничего другого не будет. Разве что еще в худший климат переедешь, на Колыму там или на Соловки. Ну а если бы я была не я, то, конечно, жила бы в тех краях, где никогда нет зимы. Где-нибудь в Средиземноморье - в Испании или в Италии.

- Где все едят королевских креветок, которые вам, кстати, надо срочно съесть, иначе они заледенеют.

- Да, и живя там, я питалась бы только королевскими креветками. Кстати, вот насчет того, чтобы все сразу съесть. Это я позволяла себе, пока была молодая и глупая и не знала, чем это может кончиться. А теперь, когда у меня обмен веществ полностью нарушен, я научилась правильно есть. И если бы каждую четвертую неделю я не переходила из одной диеты в другую, то все бы уже давно закончилось.

- А при этом вы хотите похудеть?

- Только этим и занимаюсь, мы с Боровым наперегонки. Какие диеты только не перепробовали!

- Да, но Боровой ходит на фитнесс.

- А я тоже прикончила два велотренажера. От моих усилий они просто развалились. А бегать вокруг дома из-за астмы не могу. Вообще никаким спортом из-за болезней не могу заниматься. Только вот плавать.
 

ЗНАТЬ ЕЕ

Валерия Ильинична ест медленно, но мы по-прежнему знаем о ней только то, что ничего не знаем, как сказал Сократ.

Нельзя точно сказать, когда Новодворская такой стала.

Видимо, была всегда.

Про школу точно ничего не известно, но пионеркой она была, это точно.

А потом что-то испортилось.

- После школы я начала учиться в Инязе, куда легко поступила. И первый курс как-то еще проехала. А вот уже на втором перестала являться на занятия, поскольку просто не могла. Ну потому что уже сидела в Лефортовской тюрьме. И тогда мне дали справку о том, что мое поведение недостойно советского студента. И с этой справкой выгнали из Иняза. Что же мне было делать? Делать было нечего, и я, подделав документы, поступила в Московский областной педагогический институт. Там меня некоторые преподаватели жалели и помогли его закончить.

Тут у Новодворской опять звонит мобильный. Она не спеша достает его из сумочки. 

- Да, мамочка, да. Мамочка, мы по-прежнему в ресторане. Да, мамочка, я же тебе говорила, доехали нормально, нас никто не украл. Нет, мамочка, уже ем горячее. Мамочка, Федя тоже ест. Пока, мамочка, пока.

- А что делает ваша мама?

- Моя мама руководит в Московском департаменте здравоохранения. Раньше она работала просто врачом, вела участок, потом заведовала поликлиниками, в общем, у меня матушка человек служивый и совсем не домашний. А в департаменте у нее полный порядок, никто ничего никогда не крал, ни детское питание, ни гуманитарную помощь.

- И что же она, каждый день ходит на работу?

- Хотя ей 76 лет, ходит. У Новодворских не принято уходить на пенсию. Я вот совершенно не желала получать эту пластмассовую карточку. Потому что я, во-первых, до пенсии не доживу при нынешних политических событиях, а во-вторых, я вообще не желаю получать пенсию. Это советские стандарты. Ведь все, кто работал в советское время, абсолютно ничего не заработали, а спрашивать теперь не с кого, поскольку государство провалилось в тартарары, все ушло в трубу, в военку, в оборонку, в дальний и ближний космос, и что сейчас-то плакать о маленьких пенсиях? По меньшей мере это некорректно. Надо было раньше об этом думать, до пенсионного возраста, бороться за свободу. А раз не боролись, то всю пенсию надо спрашивать с Пушкина, а Пушкин сам был в долгу как в шелку.

- Получается, вы с мамой каждый час созваниваетесь?

- Нет, не каждый час, но когда я вне дома, она очень дергается.

- А вы не дергаетесь, когда она вне дома?

- Я дергаюсь по понятной причине: у нее больное сердце, зимой дороги у нас, как в Арктике, а собачьих упряжек нет, не все машины соглашаются ехать до моей трущобы, потому что она стоит, как на плавучей льдине, нужен ледокол. Так что я из-за этого дергаюсь, чтобы она там не споткнулась, не упала. А мамочка дергается совершенно по другому поводу. Правда, я тоже уже спотыкаюсь и падаю, хотя мне не 76, а 53, но астма, артрит и все такое прочее. Но она больше боится, чтобы меня не украли, не прибили, скинхеды не инквизировали. Так что я давно уже не выхожу из дома после наступления темноты, потому что нападения случались не раз. В метро меня просто пытались столкнуть под поезд, после чего я окончательно потеряла интерес к этому виду транспорта. Так что у нас отношения такие, я бы сказала, товарищеские: много передачек пришлось носить, во многие тюрьмы ездить.

- А на работе маме не пришлось переживать из-за вас трудности?

- Еще какие. Она давно была бы министром. Просто карьерный рост был прекращен в 1969 году, когда со мной все это началось. Так что пирожками она не торгует, листовки не распространяет, но зато они у нас дома лежат пачками, и на них спит кот Стасик. Он очень любит спать на листовках. Кот ведь у нас тоже идейный.

- Ему сколько сейчас?

- 18 марта, в день Парижской коммуны, ему исполнилось 12 лет, и он очень любит спать не только на листовках, но и вообще на партийных материалах.

- А у Стасика потомство есть какое-нибудь?

- Нет, он кастрюлечка. Никакого потомства у него нет.

- А вы на кухне с мамой часто сталкиваетесь?

- На кухне мы стараемся бывать как можно реже, поскольку я умею только варить яйца всмятку и делать яичницу - вот, кажется, и все. Помню, один раз в жизни я попыталась товарищу по партии сварить говяжий бульон. Он съел и сказал: "Коммунисты отличаются от ученых тем, что ученые сначала пробуют на кошках". И тогда я поняла, что мне лучше не варить никакие бульоны. А мамочка, она, конечно, умеет, но ей некогда этим заниматься, у нее нет времени и сил. Правда, у нее в неделю три выходных, потому что так она расходует свой отпуск, вместо отпуска берет пятницу, ведь если она уйдет в отпуск, вся работа остановится и придется закрывать департамент здравоохранения. И вот в эти дни, когда она дома, мамочка варит какое-нибудь животное наскоро в кастрюле, жарит картошку, ну все такое элементарное. Пирогов не печем, холодец покупаем в баночках, кулинарию она терпеть не может. Вот бабушка любила. А я в детстве была дистрофиком, поэтому бабуля всегда кормила меня впрок. Это было не зря. Потому что в молодости мне много пришлось голодать. Да, пока была жива бабушка, она и холодец делала...

- А давно вашей бабушки не стало?

- Два года назад.

- То есть прежде жили втроем.

- Вчетвером, учитывая Стасика.

- Бабушка, получается, долго у вас прожила?

- Да. У них в роду все долго живут. Бабушка у меня была красавица писаная, такая Вера Холодная. Ее всегда кормили-одевали мужья и за честь это почитали. А так как бабушка была красавица, то она не работала. Красавицы тогда не работали.Так что бабушка у нас вела светскую жизнь, читала романы, курила и воспитывала меня. Правда, курить она бросила, когда мне исполнилось лет десять, чтобы не подавать дурной пример. Я у нее была единственная внучка. Мы не отличаемся в нашем роду семейственностью. У бабушки была только мама, у мамы была только я, а у меня вообще никого нет, кроме кота.
   
Сказала, и продолжает улыбаться.

Она вообще всегда улыбается. Однажды на съемках одного ток-шоу Новодворская оказалась вместе с депутатом Шандыбиным. Депутат, как обычно, говорил громким голосом, махал руками, а в какой-то момент вскочил с места, побежал в направлении Новодворской, но потом почему-то остановился (испугался?) и закричал: "А эту женщину вообще надо казнить. Я бы своими руками ее на Лобном месте!"

Новодворская сидела неподвижно. Она просто спала. И при этом тихо улыбалась, так же, как сейчас. Я потом спросил у нее, что это было. Она объяснила, что научилась этому на допросах. Мгновенно засыпать, когда агрессия или опасность.

Поэтому защищаться Новодворская умеет. Хорошая защита - сном.

- Я должна спать десять часов, чтобы выспаться. А по ночам я пишу. Встаю поздно. Чистая сова. Очень люблю полежать. Могу даже в два часа дня встать, это удовольствие. Правда, раз в неделю моя редакция вынуждает меня вставать в девять утра и ехать на службу. Заставляют меня быть жаворонком. Так что каждый вторник я подыхаю прямо на веточке. Что касается желания полежать, то все мы немножко Обломовы. По-моему, вообще русскому человеку, если он не немец наполовину, как Алик Кох, который весь из себя такой прыгучий, очень хочется лечь на диван с книжкой и вообще никогда не вставать.

- А вас, кстати, не мучает бессонница?

- У меня проблема другая: добраться до постели, найти время для сна. Я могу заснуть где угодно, потому что этого времени никогда не хватает.   

 

ЛЮБИТЬ ЕЕ

Валерия Ильинична ест медленно, и молодой официант, наклонившись над ней, сладко предлагает ей карту десертов.

Новодворская отказывается, не глядя на официанта. Сладкого она не ест, а услужливые молодые люди никогда не производили на нее большого впечатления.

- Я не могу быть ничьей женой. Потому что я нечто среднее между весталкой и гейшей. Меня никто никогда не пытался соблазнить. Со мной пытались только листовки распространять. Кроме того, жена должна уметь стушевываться. Быть моим мужем - это не роль для мужчины. Муж не может проводить семейную жизнь, нося жене передачи. Когда все это кончилось, мне был 41 год. Лучшие годы моей жизни прошли там. А даже если не передачи - муж не может ходить голодным и ободранным, пока жена выступает на митингах. Так что себя в семейных условиях я не представляю. К тому же за всю свою жизнь я так и не встретила человека, способного мне подчиниться. Нет, я бы не ставила этому человеку каких-то страшных условий, не требовала бы от него многого. Если б мой муж хотел, он мог бы иметь по семь любовниц в неделю, и я бы ничего ему не сказала. Это как, знаете, английский король Эдуард Исповедник, который однажды сообщил своей жене, что может поддерживать с ней только романтические отношения. Вот и я то же самое. Я ЭТО переросла, мне непонятно, как ЭТИМ можно заниматься. Пару раз в жизни я влюблялась, но в результате мой избранник оказывался не героем. А вот вам, Феденька, сколько лет?

- 27.

- Ну, вы вполне могли бы быть моим сыном, но ведь вас же сперва надо было вырастить, воспитать! У меня были такие планы насчет Леночки Боровой, все собиралась начать ее воспитывать, но поздно, теперь уже она воспитывает меня.  Нет, род человеческий не должен последовать моему примеру. Потому что иначе он просто закончится. Семейные ценности требуют определенных атавизмов. А на моем пути семья кончается. Семья - древняя игра, в ней все роли давно расписаны. И совмещать нельзя. Либо ты женщина, либо что-то другое.

 

   
ЛЮБОВАТЬСЯ ЕЮ

Валерия Ильинична ест медленно, но с каждой исчезающей королевской креветкой я все больше и больше понимаю, что за человек передо мной сидит.

В мае каждого года Новодворская бросает этот город. Дача в Кратово, ее летний замок последние 25 лет. Причем эта дача чужая. Просто 25 лет подряд какие-то добрые хозяева сдают дачу семейству Новодворской, и возникает вопрос, где водятся такие хозяева?

- Ну вот, такие старорежимные хозяева, там вообще уже мало кто сдает. Там стоят симпатичные особняки.

- И мама тоже вместе с вами на даче живет?

- Было время, когда жива была бабушка, она оставалась дома с животными, и тогда мы ездили вдвоем с мамочкой, но теперь ей это слишком трудно делать. Она не купается, ей в общем-то и не нужно.

А Новодворская купается. Каждое утро она идет на Кратовское озеро.

- А если дождь?

- А что дождь? Все отработано. До озера дождевичок, а там сразу сбрасываю дождевик, надеваю чепчик и в купальнике под воду. И плыву.

- А когда вода холодная?

- А я терпеть не могу теплую воду, тем более что у нас в озере вообще всегда холодная вода, даже в жару.

- Вы туда ходите совсем одна?

- Как правило, да. Это не беда. Беда вся в артрите. Раньше вообще начинала плавать в мае и кончала в октябре, но потом по четыре месяца была дикая боль, поэтому теперь приходится немножко ждать, когда она хотя бы до 14 градусов прогреется.

Кто не знает, что такое лето под Москвой? Комары уже в июне и мокрый холод, серое небо сморщилось в детскую мордочку, сейчас зарыдает. И вот по кратовской тропинке идет Новодворская, идет и чему-то улыбается. Может быть, эта улыбка плохого зрения, а может, это улыбка встречи с людьми, которые сделали ей столько плохого, и ей ничего не остается, как просто им улыбаться.

Она идет такая в дождевике, через клеенку не видно, кто под ним, но старые кратовские жители все знают и тоже улыбаются. Она идет в резиновых тапочках, глядя внимательно себе под ноги через толстые очки, по проторенной дороге к озеру, которое смывает с редких отчаянных купальщиков все обиды, но не убеждения.

 

Потому что убеждения навсегда.