Тексты из архива

Автор текста:

24 марта 2014 года Всеволоду Николаевичу Некрасову исполняется 80 лет.

…Вообще эта модель акта творчества как освобождения от чего-то лишнего, что было ранее, в противоположность другой — модели создания такого чего-то, чего прежде не было — достаточно популярна. Только, кажется, не относят ее к восприятию творчества. Собственно, а почему? Во всяком случае, тогда многое в непонимании становится понятным. Например, феномен посмертного признания. Мне кажется, в том, что признание должно наступать только после смерти, мы уже привыкли видеть некий высший закон, что-то фатальное и иррациональное, и смиряемся перед этим законом так же, как и перед самой смертью. Конечно, всё от Бога. Но что-то же и от людей — хотя бы совершенно очевидный и простой механизм борьбы интересов, из которого смерть человека сразу выключает. Только это ведь и меняет смерть в писателе. И подумать, как от этого чисто житейского факта круто вдруг меняется порой его литературное бытие! Как будто воду бросили подпирать, и она хлынула наконец, и все важно кивают друг дружке, словно бы обряд какой выполняют — Видите как! а как же! — вот так оно всегда и бывает… Еще бы. Если написанное писателем — сила, то чтобы этой силе ходу не давать, нужно тоже приложить силу (хоть и не ту), и постоянно сдерживать, не пущать ее. Живой писатель этой своей силе, славе хозяин, и неизвестно, как он ей распорядится. А мертвый безвреден (сравнительно), воли своей не имеет , и тут можно мгновенно убрать все подпорки и затычки, в том числе и в собственной голове. Больше нет смысла тратить усилия.

Всеволод Некрасов. Конец 1980-х – начало 1990-х?

«…Я не очень верю в перевод»

Написано не раньше 1985 и не позже 1989 (скорее всего около 1989); адресат, судьба проекта книги английских переводов Некрасова и упоминаемые в тексте письма «английские» стихи, посланные переводчику, нам пока неизвестны. Печатается по беловой машинописи из авторского архива.

Понятно, насколько не нова мысль о непереводимости стихов; сам Вс.Н.Некрасов тоже говорил об этом довольно часто, например, в статье «О польской поэзии» (1976, см.: Журавлева Анна, Некрасов Всеволод. Пакет. М., 1996), но никогда так радикально, как в этом частном письме. Между прочим, именно здесь (и, насколько мы знаем, только здесь) Некрасов объясняет свои макаронические и «иноязычные» стихи желанием быть понятным без перевода.

В конце 1980-х – начале 1990-х обсуждалось несколько проектов сборников стихов Некрасова в переводах на французский, английский, немецкий; всё осталось нереализованным. В последнее время вышла книга Некрасова на английском (2013), переводы на армянский (2014), планируются книги на итальянском и чешском, впервые переводят на голландский.

Г.З., Е.П.

Дорогая Лиза!

Большое спасибо за теплое приглашение.

Я все-таки скажу сразу: понимаете — я не очень верю в перевод. Кажется, Джером Джером писал о бабушке, которая не верила в велосипед, а то, что она кругом видела их десятками — это ей не мешало, а меня только укрепляет в сомнениях. Мы ведь тут переводы видим не десятками, а, наверное, тысячами. Известно: нигде столько не переводят, как в СССР. И переводят, говорят, довольно квалифицированно. <…>Но я все-таки понимаю поэзию как конкретный речевой случай, некоторое речевое событие. Почему, я считаю, мне повезло с немцами? Потому что двое, переводившие «Культурпаласт», сами очень интересные поэты (их псевдоним — SAGE <Sabine Haensgen, Georg Witte>) и непереводимые. Ахтунг ахтунг: нахт… Как видите, это не переводится, но в переводе не нуждается. Немецкого языка я не знаю — только отдельные слова. Но эти SAGE подходят к самой какой-то границе — скажем, границе язык/речь. Со своей, немецкой, стороны, как раз в ту точку, где я, — и мы встречаемся. Я читатель, они — авторы. Тем более со своей стороны мне тоже интересней на грани языка (понятно, моего, русского) — где острей само его восприятие — если не иноязычное удивление слову, то детское. И мы опять тут встречаемся: уже я автор, а они читатели. И перевод не обязателен. Во всяком случае, перевода минимум. Они-то, правда, русским владеют, но почему-то обратили внимание именно на мои стихи: думаю, уловили то самое удивление, остранение, как Шкловский выражался, и интерес к элементарному как фундаментальному. Словом, собственный свой авторский опыт — а язык что немецкий, что русский. К сожалению, не сумел я их убедить, что лучший перевод моих стихов на немецкий — это были бы их собственные оригинальные стихи. Академические тенденции одолели авангардные. «Коллега Олег» зачем-то перевели “Freund”, почему не оставили “Collega”? Но так или иначе, а пока что «Культурпаласт» <двуязычная антология русской нонконформистской поэзии: Wuppertal: S-press, 1984> — то, что, как говорится, греет в жизни. <…> Чуть не по себе от того, что кому-то зададут урок: перевести мои стихи. <…>Другое дело, если бы мой текст вдруг вызвал его любопытство — и чем элементарней, непосредственней, тем удачней. С визуальной стороны, звуковой, смысловой — как угодно. Понятно, лучше, если со всех сразу. Но именно русский текст как он есть. Человек повертел бы его так, эдак — может, перевернул вверх ногами, может, порвал вчетверо, пририсовал хвостик — его дело. Но как-то бы отнесся. Лишь бы сам — не как к уроку, заданию. Если будет любопытство, будет шанс, что ему в голову придет что-то подобное и по-английски. Пусть приблизительно, отдаленно подобное. Лучше отдаленное, чем притянутое. И если бы подобрался какой-то похожий факт английской живой речи — а не литературный перевод с русского на английский язык — это и совсем было бы то, что надо. Пускай незначительный, но факт — факт незначительным не бывает. <…> Не знаю, что предложить этим переводчикам, если сами они себе пока ничего не приглядели. Поэтому об объеме я не думал, а подобрал разного<…>что-то поближе к той самой границе языка. И в том числе, извините, английского — я, собственно, всё это объяснение затеял, чтобы извиниться за эту английскую поэзию и объяснить, откуда, почему она такая <…>

В свое время дружба с немцами началась с такой моей считалки: айн, цвай, драй / айн, цвай, драй, фир, фюнф / айн, цвай, драй, фир, фюнф, зекс, зибен нихт — им понравилось, они вроде бы всё хотели напечатать, но до сих пор не получается — не то им не дают, не то они сами опасаются выглядеть несолидно. Вот это мне непонятно: у меня ведь и русские стихи такие же — или перевод и придает им солидность? В общем, ни немецкая считалка, ни эти «английские» стихи не предмет особой гордости, но и стесняться мне, по-моему, тут нечего, а главное, перевода не надо. А при желании можно даже посчитать эти три текста за некоторый цикл, соотнести с тремя эпохами британской истории — Юлия Цезаря, Великой Хартии и Маргарет Тэтчер. На самом деле, конечно, всё приходило в голову порознь и вполне случайно. Боюсь, Эрик <Булатов> описывал мои отношения с листом бумаги слишком метафизично. По-моему, в нашем деле метафизика вынесена за скобки изначально — как и физика и т.п. общие основы. Речь, собственно, просто о том, что называют «воздухом» макета книжной страницы или газетной полосы. Или, скажем, с чем работает Кейдж — и не один Кейдж — остановках, паузах разного качества, направления, интенсивности и т.д. — о речи вокруг слова, за словом и без слова — когда, т.е., опять-таки перевода не надо. Полнота высказывания ведь отнюдь не то же, что законченность суждения, верно? Не говорю, что единственно вполне законченным суждением было бы исчерпывающее описание мироздания. Во всяком случае, если не эмоциональную, то какую-то просто энергетическую наполненность, жизнь таких пауз в английской речи, как она мне слышится, я и пытался передать (передразнить) в тексте “One day”. <…> Конечно, бывают и другие случаи. Лист бумаги всегда лист бумаги, а нажимать на прием, манифестировать его я вообще стараюсь поменьше.

<…> еще в 62 году я во вполне незнакомых языках (французский+таджикский+суахили) ориентировался <…> «Стихи на иностранном языке» были первые такие, печатались, кажется, в «Ковчеге»: если это затрудняет, можно использовать вариант последней строки — или указать оба. Печатать надо кириллицей, с русским акцентом.

Русский акцент желателен и там, где «yes it is / мы за мир» — стихи эпохи того, первого десанта, года 73. <…> А вот стихи на нескольких языках сразу — уж не знаю, каким алфавитом их лучше печатать. Может, все-таки русским? На всякий случай для комплекта прилагаю и стихи на советском языке. <…>

* * *

СТИХИ НА ИНОСТРАННОМ ЯЗЫКЕ

А.Брусиловскому

Галифе

Плиссе гофре

Чомбе Чомбе

Дюшамбе

Юманите

Юманите Дюшамбе

Либерте

Эгалите

Декольте