Жизнь и творчество К.И. Рудакова
MoReBo публикует фрагмент каталога выставки Константина Рудакова (М.: Галеев-Галерея, 2015) - художника, чье имя вошло в золотой фонд русской книжной иллюстрации ХХ века. В книге впервые сделана попытка анализа всего творческого развития художника,от самых ранних рисунков, созданных под влиянием мастеров Ренессанса, до поздней живописи конца 1940-х годов.
[...]
Сороковые годы стали для Рудакова творческим и жизненным испытанием. Война принесла в его жизнь всеобщую и личную трагедию. Долгое время он считал, что в 1941 году погиб на фронте его старший сын Константин. И сам художник, и его жена не оставили Ленинград и прошли через все тяготы и лишения блокады. Общее горе их сблизило. Поддерживая друг друга, они мужественно переживали военное лихолетье. Выручало творчество. Восприятие действительности у Рудакова сделалось более драматичным, интерес к личному и внутреннему миру человека – глубже. Он написал несколько портретов жены, девочки, женщин-бойцов МПВО и автопортрет. Рудаков изображал себя не раз, но все попытки создать свой образ оказывались не столь удачными, художник как-то приземлял себя. Автопортрет 1944 года написан по-другому – он наполнен чувствами и настроением, живыми сложным. Наверное, впервые художник оставлял портрет для потомков и писал его, пытаясь сохранить и свой облик, и свое состояние, и присущий его натуре артистизм. Необычен и портрет жены. Впервые он написал модель просто такой, какой она представала перед ним каждый день. Женщина выглядит на портрете немного отстраненной и какой-то неуверенной, чем-то глубоко обеспокоенной. И еще один портрет, выделяется из произведений, созданных в годы блокады. Портрет девочки (1943) раскрывается не сразу, кажется слишком простым, но постепенно за внешней непритязательностью формы обнаруживается точно психологически охарактеризованный образ: детский костюм и выражение глаз почти взрослого человека.
29 июля 1942 года в Советском Союзе учредили три новых ордена – Суворова, Кутузова и Александра Невского. Примечательно, что приказ об их учреждении вы шел на следующий день после подписания Сталиным знаменитого приказа № 227, известного в войсках как приказ « Ни шагу назад!». Своеобразное «канонизирование» личностей, сыгравших выдающуюся роль в русской военной истории, – тонко продуманный ход идеологической пропаганды, призванной повысить самосознание нации, вселить надежду в победу. Рудаков написал несколько исторических портретов: Петра I, А.В. Суворова, М.И . Кутузова в свойственной ему манере, без бравурности и репрезентативности, с подчеркнутым интересом к психологической характеристике образа.
Портреты – лишь небольшая часть того, что создал художник за годы войны. Осенью 1942 года он взялся, например, за написание большого панно для оформления Ленинграда к ХХV годовщине Октября. История его создания сохранилась в воспоминаниях Т.Ф. Бело цветовой: для работы им «было предоставлено помещение Дворца культуры имени С.М. Кирова. … У Рудакова очень большое панно, полное горя и смятения. Семья беженцев – мать и четверо детей – на фоне зарева пожарища спешит уйти от гибели. Впечатление … сильное, но не тяжелое: верилось, что люди спасутся. … Комиссия … для осмотра панно Рудакова решила подняться на хоры. Некоторое время прошло в полном молчании. Потом сверху послышался тихий плач. Константин Иванович быстро поднялся наверх. Долго они там оставались. … Потом … разговор шел о том, что это панно нельзя вывешивать на улице, что гораздо сохраннее оно будет в зале Василеостровского райсовета. Порешили на том, что во время праздника … оно повесит на улице, а потом будет взято в райсовет. … Однако судьба … панно была трагична: на второй же день во время воздушного налета были сброшены две бомбы, от первой оно было задето … второй – разорвано на куски»[1]. В том же 1942 году в Ленинграде возобновилось издание детского журнала «Костер». Вместе с художниками В.М. Конашевичем, С.М. Мочаловым, Ю.Н. Петровым Рудаков стал в нем активно сотрудничать.
В военные годы Рудаков делал эскизы костюмов и декораций для театральных спектаклей. Для театра он начал работать еще в довоенные годы во времена своего расцвета и широкого признания. Тогда он сделал эскизы костюмов к комедиям А.П. Чехова «Свадьба» для Ленинградского театра эстрады и А.С. Грибоедова «Горе от ума» для Государственного академического театра драмы имени А.С. Пушкина (ныне – Александринский театр).
Последнюю постановку Рудаков делал вместе с архитектором Е.И. Катониным, который писал: «В сезон 1940/1941 года было поручено оформление комедии “Горе от ума” А.С. Грибоедова в Ленинградском академическом театре драмы имени А.С. Пушкина. Над постановкой работали талантливые режиссеры Н.С. Рашевская и Л.С. Вивьен. Работа над спектаклем шла радостно, дружно и очень интересно. Мне как художнику-архитектору пришлось решать всю тектоническую часть, а Рудакову – типаж и костюмы. И то, и другое нам удалось сделать успешно, потому что Рудаков как чуткий, большой мастер глубоко понял общий замысел, и его действующие лица совершенно срослись с архитектурным фоном спектакля, отразив ярко эпоху и быт. Работая над гримом и костюмами, Рудаков шел и от фактуры исполнителей, актеров. Рисовал их, писал акварелью, искал цветового слияния костюмов и грима с задуманной архитектурой интерьера дома Фамусова. … Рудаков создавал портретные характеристики действующих лиц – живые и острые, которые органически влились в общий замысел и помогли решить спектакль в едином стилевом и объемно-пространственном ключе. Рисунки Рудакова помогали и актерам в поисках образа»[2]. В том же направлении художник продолжал делать эскизы декораций и костюмов и в блокадном Ленинграде, где остался только один театр – Ленинградский театр музыкальной комедии, на сцене которого в 1943 году в оформлении Рудакова шла оперетта И. Кальмана «Принцесса цирка». Условия военного времени не позволили осуществить проект художника полностью, но и сохранившийся эскизный материал дает представление об остроумно задуманных костюмах и мизансценах, в цветовом решении которых эффектно передана атмосфера циркового представления. Параллельно Рудаков увлекся созданием художественного оформления постановки комедии В. Шекспира «Много шума из ничего», которую собирался осуществить режиссер П.К. Вейсбрем.
Парочка. Из серии «Нэп». 1920-е Бумага, акварель, белила, итальянский карандаш. Частное собрание, Москва
Примечательно, что режиссер и художник встретились в Большом драматическом театре, где тогда располагалась организованная для творческих работников столовая Худфонда. В течение года Рудаков подготовил более двадцати эскизов костюмов и нескольких декоративных панно, продуманных как единый гармоничный и совершенно уникальный ансамбль. Необычность его состояла в том, что художник, увлекшись литературным материалом, создал образы героев, наделив их конкретными портретными и очень остроумными характеристиками, и затем одел их в соответствующие костюмы. Постановка спектакля, задуманная несвоевременно, не состоялась. Но осталась замечательная серия изысканных, написанных акварелью и гуашью камерных произведений по мотивам комедии Шекспира, живущая самостоятельной, не связанной с театром жизнью. Впервые они стали украшением знаменитой состоявшейся в Ленинграде в 1944 году и в Москве в 1945-м выставки пяти художников-блокадников В.М. Конашевича, В.В. Пакулина, А.Ф. Пахомова, К.И. Рудакова, А.А. Стрекавина и получили высокую оценку одного из самых взыскательных критиков – И.Э. Грабаря.
В военное время Рудаков продолжал создавать портреты литературных героев классических произведений русской литературы, которые впоследствии превратились в его творчестве в особый тип книжного рисунка. Он выбрал три романа – «Евгений Онегин» А.С. Пушкина, «Анна Каренина» и «Война и мир» Л.Н. Толстого. Над каждым из этих произведений художник работал практически до конца жизни, настолько неисчерпаемый материал они давали ему для того, чтобы высказать свои сокровенные мысли. К одним и тем же героям и ситуациям он возвращался многократно, и каждый раз находил новые оттенки в цвете или тоне произведения, в движении фигур, мимике, жестах, которые усиливали или уточняли эмоциональное состояние или характер героев.
Послевоенные годы стали для Рудакова новым жизненным испытанием. Он узнал, что его сын Константин не погиб, а попал в плен. После освобождения примкнул к польской подпольной освободительной «Армии Крайовой» и вместе с ее активиста ми эмигрировал в Великобританию. Рудаков второй раз попрощался с сыном навсегда. Несомненно, что для него сложившаяся ситуация оказалась трагедией. Он хорошо понимал, что судьба сына может негативно отразиться на положении в обществе его самого, жены и младшего сына.
«Какая встреча!». Шарж на Н.А. Тырсу. 1939. Бумага, акварель, тушь, белила. Собрание семьи Н.А. Тырсы, Санкт-Петербург
Спасло Рудакова творчество, которое он не оставлял ни при каких обстоятельствах. Теперь художник сосредоточился на русской классике. Он обратился к произведениям А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, Н.В. Гоголя, И.С. Тургенева. Изменились и принципы иллюстрирования, и это сразу отметили современники. Близко знавший Рудакова художник Ю.М. Непринцев писал, что «он едва ли не первым … нашел и развил новый творческий прием. … Он отказался от прямого иллюстрирования и все чаще строил свое раскрытие литературного произведения на создании галереи тонко охарактеризованных портретов. И даже в тех рисунках, в которых художник внимательно следовал за сюжетом повествования, он все свое внимание уделял не самой ситуации, а литературным образам. Вот эта способность проникать в образный строй книги, создавать емкие психологические портреты, подчиняясь не тексту, а духу произведения, есть отличительная черта Рудакова как иллюстратора».
Внешне казалось, что жизнь художника успешна по-прежнему. О судьбе старшего сына знали некоторые его коллеги. Публично никто не обсуждал сложившуюся ситуацию, но слухи ходили. Всплыла даже настоящая фамилия отца художника – Яринский, под которой якобы попал в польское освободительное движение Константин. Сам художник никогда ничего не комментировал. Жил так, как жил до войны. Но что-то в нем все-таки надломилось. Он взялся, например, за иллюстрирование романа Горького «Фома Гордеев» и создал добротное произведение, но не «рудаковское», а какое-то идейно выдержанное и правильное. Изменился и изобразительный язык, он стал подробным и скучным. Исчезла искрометность импровизации и юмор, которыми всегда отличались его предвоенные произведения. В 1948–1949 годах Рудаков создал иллюстрации к поэме Пушкина «Полтава» (1949), к романам А.Ф. Прево «Манон Леско» (1948) и М. Сервантеса «Дон Кихот» (1949). Все они отмечены необычайным мастерством владения техникой акварели и гуаши. Его умением восхищались многие. Художник Непринцев писал, что именно акварель и гуашь были особенно близки и созвучны дарованию художника.
Произведения Рудакова отличаются удивительной свежестью письма, тонким пониманием цветового пятна. Необыкновенно богатая по своим тональным возможностям акварель помогала … добиваться сильных, полнозвучных и эмоциональных образов». Среди произведений конца сороковых годов все-таки самыми значительными остались галереи портретов героев романов Л.Н. Толстого «Война и мир», А.С. Пушкина «Евгений Онегин», И.С. Тургенева «Дворянское гнездо». Именно в этих работах ему более всего удалось передать обаяние благородных и чистых характеров. Как немногим другим художникам, ему удалось избежать идеологического давления времени, требующего острых социальных характеристик героев. Он не «осовременил» их, остался верным духу литературных произведений, чем еще раз подтвердил свою репутацию истинного художника.
Двадцать лет жизни посвятил Рудаков педагогической деятельности. Будучи одним из ведущих профессоров Академии художеств, он во многом способствовал возрождению и развитию художественной школы. Особенно велика заслуга Рудакова в подготовке художников-графиков. Вместе с известными мастерами графического искусства П.А. Шиллинговским и И.Я. Билибиным он начал преподавать в образованной при живописном факультете Всероссийской Академии художеств графической мастерской. Три ярких и разных по творческим устремлениям художника создали систему подготовки мастеров станковой и книжной графики. Их опыт дал возможность в 1949 году открыть в Академии художеств уже специальный графический факультет, который и в настоящее время продолжает воспитывать художников-графиков.
Рудаков вел в графической мастерской, а затем уже на графическом факультете, рисунок, акварель и литографию. В своей педагогической практике он следовал традициям своих учителей П.П. Чистякова и Д.Н. Кардовского. Особенное внимание он уделял овладению техникой рисунка, считая его основой успеха и в живописи. В учебной программе, составленной в 1938 году, он писал: «Художнику-графику в повседневной практике, как и каждому художнику вообще, необходимо полное овладение рисунком и подчинение его для своих творческих задач, построенных исключительно на формах реальных образцов. Поэтому считаю необходимым строить работу с натуры так, чтобы студента, будущего мастера приучить к разнообразию форм в жизни».
Он был любимым и доступным профессором. На занятиях мастер часто работал вместе со студентами. Рисовал или писал иногда целые постановки, иногда отдельные детали. Такие показы давали возможность студентам постепенно понять и запомнить как отдельные приемы, так и все стадии работы художника над натурой. Эти знаменитые «сеансы» профессора надолго запомнились многим его воспитанникам, так же, как и рисование по их заявкам. Рудаков регулярно показывал и обсуждал с учениками свои новые работы. Живые и заинтересованные анализы произведений учителя превращались в своеобразные занятия по композиции, рисунку, живописи. Несомненным достоинством Рудакова-педагога было и то, что он никогда не навязывал своих взглядов и творческих приемов. В каждом из своих учеников он видел индивидуальность и стремился развить особенности их дарований. Наверное, поэтому у него не было эпигонов, у него были ученики, из которых выросли оригинальные художники, такие как И. Ершов, Б. Кожин, В. Кортович, В. Петрова, Л. Подлясская, М. Таранов, А. Харшак. Под влиянием Рудакова сложились и художники, пришедшие в Академию художеств после Великой Отечественной войны. Они учились у мастера недолго, но все с благодарностью вспоминали его уроки. Это И. Богдеско, А. Джанаев, В. Звонцов, С. Подервянский, А. Последович, В. Свешников и многие другие. Под влиянием Рудакова, как отмечали многие, у них выработалось понимание изобразительного искусства.
Рудаков – один из самых ярких художников-графиков первой половины ХХ века. Его творчество – подлинное художественное явление. Его имя по праву стоит в одном ряду с такими выдающимися мастерами, как Г.С. Верейский, В.В. Лебедев, В.М. Конашевич, Н.А. Тырса, Н.Ф. Лапшин, А.Ф. Пахомов. Он ввел в искусство образ литературного героя, тонко психологически охарактеризованного, свободного от идеологической тенденциозности времени, что являлось значительным достижением в 30-е и 40-е годы. Художник принес в русское графическое искусство высокую художественную культуру, виртуозное мастерство рисовальщика, литографа и акварелиста.
