Пассионарный кинетизм
В Третьяковской галерее открылась масштабная выставка «Лаборатория будущего. Кинетическое искусство в России». Более 400 экспонатов, в том числе из частных собраний, много движения и хороший дизайн дополняются отличным каталогом.
После перерыва любая выставка кажется праздником, но мало какая – праздником таким очевидным, как выставка о кинетизме в России. В Западном крыле Новой Третьяковки (бывший ЦДХ) показывают расширенную версию проекта, представленного в прошлом году в петербургском Манеже (о ее удачах и проблемах Ъ писал в статье Киры Долининой «Все-то оно вертится» 19.02.2020). Третьяковка добавила работ, раскинулась площадью – и тут понимаешь, что по-настоящему интересную выставку не посмотреть и за два часа.
Здесь не просто многое движется, шумит, скрипит и едва не поет, а также печатает на кассовой ленте узкие бумажки с цитатами – их можно долго читать, - зритель может поучаствовать в создании артефактов. Рядом со многими экспонатами стоят дезинфекторы – своего рода приглашение постучать молоточком, подвигать в воздухе волшебной палочкой, способной порождать звуки, или просто провести по металлической плоскости рукой, чтобы вызвать шум и волнение в воздухе.
Кинетизм разнообразен и многолик, форма в нем рождается движением, реальным или иллюзорным, это искусство может возникнуть и при помощи краски или карандаша: среди экспонатов графика Эль Лисицкого и Любови Поповой, архитектурные фантазии Якова Чернихова и Георгия Крутикова; но для создания движущихся объектов художник должен быть немного инженером. Например, кинетический объект “Сферы” Вячеслава Колейчука из собрания самой Третьяковки (1972 ГТГ) сотворен из фанеры, оргстекла, фольги, линзы и мотора.
Колейчук (1941 – 2018) – хедлайнер выставки, в 1966 году он с группой художников во главе со Львом Нусбергом подписал Манифест русских кинетов, предложивших создать Всемирный институт кинетизма. Если бы институт и признали позже иностранным агентом, он бы сблизил многих, советский кинетизм не просто рос из традиций русского авангарда, от Малевича и Матюшина до Певзнера и Габо, представленных на Крымском валу в виде работ и цитат), он шел нога в ногу с кинетизмом мировым. Манифест (1966), объединившихся в группу «Движение», появился через девять лет после выставки с тем же названием в парижской галерее Дениз Рене, выставки сперва скандальной, а затем хрестоматийной, после нее кинетизм стал моден. Нусбергу и его единомышленникам важнее могла показаться вторая парижская экспозиция «Движения»,1963 года, она хронологически ближе, да и основатель оп-арта 60-х Виктор Вазарели царил здесь уже без всяких экивоков. К сожалению, мировой контекст русско-советского кинетизма сейчас не показан, у нас перестали любить (да и любили ли когда?) выставки-исследования, где ищут параллели художественных идей и миров, а творческие биографии обретают глубину, вместо них царят выставки-презентации.
Параллели возникают и в творчества Колейчука. Еще студентом МАРХИ он запатентовал вместе с однокурсником Юрием Смоляровым самонапряженные (вантово-стержневые) конструкции, подобный патент в США получил великий Бакминстер Фуллер; сам Колейчук ссылался при этом на разработки забытого русско-латышского конструктивиста Карла Иогансона (1890 – 1929), реконструкции его макетов тоже есть на выставке. Колейчук работал в Институте технической эстетики (ВНИИТЭ), спрятавшимся на территории ВДНХ. Помимо изобретений, он занимался и теорией кинетизма – обычное дело для советского искусствознания, редко поспевавшего за художественной современностью и перекладывавшего обязанность осмыслять практику искусства на тех, кто его создает.
Современники часто применяли в адрес Колейчука слово «гений» - академик Борис Раушенбах заметил о его «ручных голограммах», названных автором светостереографией, что это «гениально просто», а художник Герман Виноградов (его звучащая скульптура «БИКАПО» тоже в залах) считает Колейчука «воплощением абсолютного гения, это если Леонардо да Винчи смешать с Малевичем…”.
Выставка фокусируется на истории 1960-1970-х, но та не кончилась. Яркий пример - Борис Стучебрюков, его переменчивый «Мобилер», восхившую Колейчука кинетическую скульптуру из пружинной стали и закрепленного под полистирольной доской электродвигателя, показывают живьем, а вот завораживающая работа Стучебрюкова из тысяч шарнирно соединенных стальных бритв видна лишь на старой видеозаписи.
Кинетизмом занимаются пассионарии, это если не условие, то хотя бы традиция, восходящая к легендарному Льву Термену. Фильмы о создателе терменвокса включены в программу, можно даже поиграть на иллюмовоксе, связывающим звук и цвет. Он в боковой галерее, за дверью с надписью “Продолжение экспозиции” – не ошибитесь дверью! За ней раздел о синестезии, феномене восприятия, когда не только звук связывается с цветом, любые состояния обрастают дополнительными качествами, запахом, текстурой или вкусом. Куратор раздела Андрей Смирнов считает, что людей, воспринимающих мир иначе, много; он показывает звучащие работы Петра Айду и Олега Макарова и совсем новые работы студентов Школы Родченко, их не было в Петербурге. Хотя тема синестезии кажется едва ли не самой сложной на выставке (здесь еще три лаборатории – зрения, искусствометрии и среды), «Лаборатория синестезии» выглядит наиболее цельной частью посреди довольно подвижного проекта.
Что не поймешь на выставке, додумаешь дома – на последней странице каталоге приведены QR-коды лекций, фильмов и мастер-классов, связанных с кинетизмом. А уж в интернете, известное дело, движется и движется без перерыва.
