В Москве вышла «Книга тишины» Сергея Румянцева о звуковой палитре города – уникальное исследование конца 1990-х, не потерявшее своей актуальности и сегодня. В пейзаж мегаполиса можно вслушиваться.

Возможен ли портрет, составленный из тишины и шума, гудков и звонов? Да, если это портрет города, пусть в нем сегодня и отсутствует важнейшая составляющая -- тишина. Как с трудом представим неболтливый комментатор-политтехнолог, так редки в мегаполисе места, свободные от гама и скрежета, лязга или выбранной кем-то другим музыки.

Музыковед и историк культуры Сергей Румянцев предложил необычный ракурс для взгляда на город, ракурс, требующий не столько внимательного глаза, сколько чуткого уха. Он совместил свои звуковые мемуары, посвященные тому, как звучала Москва его детства и молодости, с описанием звуковых ландшафтов обеих столиц конца XIX – первой трети ХХ века первопрестольной. Рабочим материалом стали мемуары Добужинского, статьи и письма Флоренского и Дурылина, а также крупномасштабные эксперименты Арсения Авраамова (1886 – 1944).

Композитор-имажинист и теоретик музыки, один из основателей Пролеткульта, Авраамов организовывал звуковые мегаконцерты, когда сценой становился весь город, а состав исполнителей поражает и в нашем столетии. В роли оркестрантов в его «Симфонии гудков» - композитор называл ее еще и «гудковой симфонией», - исполненной в 1922-м в Баку и год спустя в Москве, выступали паровозы, их гудки смешивались с канонадой орудий и стрельбой из красноармейских винтовок, свистом пара и шумом самолетов; Авраамов дирижировал ею, стоя на крыше четырехэтажного здания. Считать ли симфонию предтечей «конкретной музыки» или оставить по части никем зафиксированных экспериментов – вопрос не менее праздный, чем попытка обосновать значимость самой симфонии реакцией ее слушателей. Те мало что поняли, восприняв большей частью звуки скорее как какафонию, а не «Интернационал» или «Марсельезу». Никто не мог заранее указать на карте идеальную точку для слушания, лишь память и сила воображение могли досоздать музыку.

Впервые книга Сергея Румянцева (1951 - 2000) вышла в 2003 году небольшим тиражом и с тех пор стала библиографической редкостью. Судя по тексту, легкий и контактный человек – автор вспоминает, как на концерте Геннадия Рождественского в Консерватории он задружился с соседом, философом и переводчиком Александром Михайловым, тут же подарившим ему перевод эссе Хайдеггера «О тайне башни со звоном», - Румянцев был не только музыковедом, но и музыкальным писателем, поднимавшимся над неизбежными ограничениями профессии до высот обобщения, мало кому доступных из его коллег. Автор не успел закончить книгу, но и первое ее издание читалось на одном дыхании. К новому изданию музыкант, известный многолетним проектом по спасению старых роялей и фортепиано, Петр Айду написал предисловие и дополнил текст фрагментами из рукописей Румянцева и антологией художественных и других сочинений о звуках и звучащем, будь то манифест итальянского футуриста Луиджи Руссоло «Мой дорогой Балилла Прателла», по своему  эротичная история о поющем чайнике в рассказе Сигизмунда Кржижановского «Состязание певцов» или неожиданные для непосвященного подробности о колокольном звоне – в книгу включена часть «Устава церковного звона», иллюстрированная, в частности, рисунками с видами деревянных и металлических бил.

Звон занимает особое место в структуре румянцевского мира, он оказывается на стороне тишины и не может вписаться в оппозицию «шум \ музыка», пытающуюся подчинить себе быт и бытие современного человека. Антология, прореживающая основный текст, включает главу «Сказа о звонаре московском» Анастасии Цветаевой, ее главный герой - еще один яркий персонаж «Книги тишины», легендарный звонарь-виртуоз Константин Сараджев (1900 – 1942), звонивший в течение десятилетия на 33 московских колокольнях. Человек с гиперсинестезией слуха, он слышал в октаве 1701 звук.

Исчезнувшее звукосозерцание нации – одна из крупнейших потерь, понесенных культурой при большевистском режиме. Но Румянцев фиксирует по крайней мере 15 лет после революции, в течение которых продолжала жить колокольная культура – так, в календаре выходных на 1927 год существовало восемь религиозных праздников, от страстной субботы и пасхи до успения и рождества. Упоминая о последнем пасхальном звоне 1921 года в Кремле, автор пишет, что забытые сегодня Авраамов и Сараджев «совпали во времени – но не для времени». Собственное наследие Румянцева так удобно расположилось в пространстве культуры, что мало печатавшим его современникам приходится наверстывать упущенное после ухода талантливого человека.

Сергей Румянцев. «Книга тишины. Звуковой образ города». М.: Центр книги Рудомино: Бослен, 2020. – 304 с.

Это версия статьи, опубликованной в Ъ.

Из статьи Авраамова в журнале Пролеткульта "Горн":

МАГИСТРАЛЬ.

Одним из важнейших условий удачного исполнения является предварительная постройка паровой гудковой магистрали.

Магистраль устанавливается либо на удобном по месторасположению заводском котле, либо на паровозе или пароходе (в Баку была установлена на миноносце "Достойном"). Преимущества подвижной магистрали очевидны: в различные моменты торжества она может быть подана в тот или иной пункт города и даже продемонстрирована самостоятельно в окрестностях.

Устройство магистрали очень несложно: на общую трубу навинчивается от 20 до 50 гудков (преимущественно цилиндрических: их легче перестраивать). Трубе придается та или иная форма, в зависимости от места установки: прямая, полукруглая, двух-трехколенная, безразлично — с точки зрения звучания. Важно лишь, чтобы подача пара была в центре, а на концах устанавливаются спускные краны или клапаны, для отлива воды перед исполнением, — иначе вода будет выбрасываться через клапан гудков и ритмическая точность исполнения утрачивается. Настройка гудков производится укорочением воздушного столба в надставном цилиндре любым способом: поршневым, либо просто вколачиванием деревянной чурки сверху с последующим закреплением её на данной глубине. Дерево нужно выбрать наименее гигроскопичное, иначе разбухание его под действием пара нарушит точность настройки уже после 2-3 репетиций. Стаканные гудки перестройке поддаются очень слабо (лишь в пределах одного тона, самое большее — терции) путем подкладки шайб и, следовательно, удаления нижней окружности стакана от паровой струи: значительное изменение высоты будет в ущерб тембру и силе тона. Если нужны высокие тона, которых имеющиеся гудки не дают, можно деформацией окошка в цилиндрическом гудке или эксцентрической установкой стакана добиться обертонового звучания (на октаву, квинту и двойную октаву выше). Однако, с такими гудками нужна осторожность и многократная проверка, - они могут "обмануть" в момент исполнения при малейшем изменении давления пара.

Вообще, необходимо установить норму давления и держаться её, как при настройке, так и при исполнении: 100 – 120 фунтов дают хороший эффект (топку все время шуровать).

Установка магистрали должна быть достаточно высокой, чтобы исполнители не оглушались ревом. Само собою разумеется, что прочность конструкции в законченном виде должна быть испытана на водяном или воздушном давлении, иначе исполнители рискуют ожогами.

Вся магистраль должна быть тепло укутана вплоть до гудковых клапанов, во избежание постоянного охлаждения пара и скопления воды в клапанах.

Расходы по постройке магистрали грошовые, но зато она может остаться для постоянного пользования, вплоть до ежедневной утренней и вечерней сигнализации. Количество тонов: минимально (для одной мелодии Интернационала) 12: е, f, fis, g, gis, a, h, c1, d1, e1, f1, g1. Желательно прибавить С, F, G, с, d. С 17-ю тонами уже возможна минимальная гармонизация мелодии. Дальнейшее увеличение развязывает музыканту, дающему свою транскрипцию, руки: он может уже свободно гармонизовать гимн и вообще написать специально подлинную "симфонию". Увеличение идёт в порядке хроматической гаммы от 2 1/2 до 4-х (и более при возможности) октав.

ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ГУДКИ.

Без магистрали можно обойтись лишь в случае достаточного количества подвижных котлов (паровозов и судов) и возможности их концентрации в одном районе (вокзал, железнодорожная пристань).

Но и в этом случае магистраль, как некий уже "музыкальный инструмент", весьма помогает цельности впечатления.

При большом количестве неподвижных гудков (фабрики, заводы, паровые мельницы, доки, депо и т. д.) их можно использовать группами в развитии музыкальной картины. Например, в Баку таким образом (см. "Наказ" в приложении) развертывалась музыкальная картина тревоги и боя. Сигналы к выступлению групп за дальностью расстояния подаются орудийными залпами. Группы настраиваются в компактных гармониях и дают фон центральному коллективу и магистрали. Необходимо учесть звуковые расстояния от сигнальной пушки до группы и от группы до площади празднования, чтобы вступление групп было своевременным. В исполнении Интернационала отдаленные группы не участвуют, так как пушка в это время играет уже роль "большого барабана" и сигнализировать на расстояние не может. Подвижная магистраль может быть на время передвинута для усиления той или иной группы, но к финалу должна быть возвращена на свое место.

СИРЕНЫ, АВТОТРАНСПОРТ, КОЛОКОЛА, АЭРО.

Сирены флота и заводов составляют особую группу инструментов, не участвующую в гармоническом развитии музыкального произведения. Они выступают самостоятельно, в особых эпизодах, поодиночке или аккордами (параллельно и в противодвижении) на органном пункте басового гудка под ружейные и пулеметные залпы, главным образом, как средство звукописи и сигнализации. При хороших "исполнителях" можно, конечно, попытаться дать им и гармонические и даже мелодические задания, но это уже виртуозный элемент, не легко вводимый в конструкцию обычной тоновой музыки. "Дифференциальная" музыка сиренных звучаний целиком в плане будущего. Сегодня мы едва лишь нащупываем законы её специфической гармонии и мелодии.

Автотранспорт, расположенный в непосредственной близости к месту празднования (в одной из прилегающих улиц), ценен, главным образом, своими шумовыми эффектами, но при достаточном количестве тоновых сигналов может составить и особую темброгармониевую группу. Шумы самих моторов (особенно грузовиков), равно как и низколетящих аэро и гидропланов, создают изумительные эффекты потрясающего эмоционального действия.

Колокольный звон, набатный, похоронный и ликующе-радостный – применяются в соответствующих эпизодах – без учёта гармонической концепции, либо весь строй симфонии заранее избирается применительно к имеющимся в распоряжении колоколам (ритмический перезвон флотских "склянок" в Баку сопровождал все исполнение Интернационала).