В московском издательстве «Альпина нон-фикшн» вышла биография одного из самых знаменитых русских политиков – теоретика анархизма, ученого и мемуариста Петра Кропоткина.

Чтобы в России жить долго, стоит в ней родиться князем Петром Алексеевичем Кропоткиным (1842 – 1921). В гимназии он учился у Аполлона Григорьева, кандидатом в Пажеский корпус его записали при Николае I, которому ребенок понравился на балу, где выступал в костюме Уфимской губернии, а умер Кропоткин при Ленине, с которым тоже встречался. Посидел в тюрьмах всего света, переводился на десятки языков – в конце XIX века не было, кажется, европейского политика популярнее и уважаемее, чем этот потомок Владимира Мономаха, променявший придворную карьеру на службу в далеком Амурском казачьем полку, ставший знаменитым ученым благодаря многочисленным публикациям и работе в Русском географическом обществе. Одна из девяти глав книги так и названа, «Утешение географией», среди других разделов – «Что мы можем сделать в России?», «Вождь анархистов» и «Беженец на берегах Альбиона».

Помимо географии Кропоткин многое сделал для биологии и геологии, автор фундаментального «Исследования о ледниковом периоде», он издавал лекции о русской литературе, а его исследование Французской революции вдохновило многих историков. При этом он много и успешно рисовал – жаль, большинство рисунков не опубликовано до сих пор, зато часть из них воспроизводится в книге.

Одним из главных университетов Кропоткина были тюрьмы - там он читал запоем, благо, начальство позволяло сидельцам самим формировать библиотеки (под неусыпным надзором цензуры, конечно же). «Многим заключенным только в тюрьме и удается читать спокойно, без перерыва, серьезные книги… - вспоминал Кропоткин позднее. – Вообще где же молодому рабочему учиться, если не в тюрьме! Но и большинству молодых студентов только в тюрьме удалось прочесть многое и познакомиться основательно с историей».

До этого он читал запрещенные книги во время отлучек из корпуса, пользовался библиотекой музой своей сестры – в ней были энциклопедисты, «Философский словарь» Вольтера, произведения стоиков, «в особенности Марка Аврелия». Стремлением к свободе отличалась вся семья, брат Саша с юности «стремился из России за границу, где люди могут думать, что хотят, свободно выражать свои мысли, читать, что хотят, и могут открыто высказывать свои мысли» (цитата из «Записок революционера» Кропоткина приводится по не раз перепечатывавшемуся позднее изданию 1966 года, с. 306; цитата очевидно нуждается в редактуре, как и все издание в целом, об этом ниже).

Как ученого Кропоткина чтили в Советском Союзе, где в его честь назвали и ледники, и группу островов на земле Франца-Иосифа, открытие которой он же и предсказал, и пару городков. Станцию метро в Москвы не переименовали и сегодня. Бестселлер Кропоткина, блистательные «Записки революционера», регулярно переиздают, памятник в Дмитрове, где прошли последние годы жизни, стоит твердо. Кажется, с памятью об энциклопедисте возрожденческих масштабов все в порядке. Но, если присмотреться, детали мигают красным.

Памятник у метро «Кропоткинская» почему-то Энгельсу, городки переименовали небольшие, бывший хутор Романовский в Краснодарском крае, когда тот менял административный статус, и прииск золотокискателей в Иркутской области. Там нет музеев Кропоткина - музей-то был в Москве, но закрыт в 1939-м. Да и «Записки революционера» переиздают странно – по изданию 1966 года, собранному по двум рукописям, русской и английской, с купюрами, полной версии так и нет, как нет и научного комментария.

А главное – Кропоткин-мыслитель остается в тени, его работы по анархизму толком не собраны и не исследованы, недооценена и роль в политике; десятилетия не вспоминали его триумфальное возвращение в Россию в 1917-м: по пути поезда на станциях выстраивались почетные караулы с оркестрами, на Финляндский вокзал пришли министры Временного правительства, а с ними и 60 000 человек.

Новая биография систематизирует эту лавину фактов, событий и персонажей, составляющих жизнь Кропоткина. Книга написана легко, иногда даже размашисто. Авторы - академические ученые: Вадим Дамье – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, Дмитрий Рублев – кандидат наук, доцент МГУ. Они проработали огромный массив документов, но их язык далек от засушивающего жизнь академизма. В текст о создателе научного анархизма даже вплетаются имена Жванецкого и Стругацких; порой авторы злоупотребляют многоточиями и равнодушны к стилю – так, фразу, что молва о Цюрихе «распространилась по всей России и привлекла туда целые сотни молодежи» стоило сформулировать иначе, стопорят чтение и такие мелочи как дважды повторяемый в четырех строках оборот «как выяснилось».

В книге так много личных имен, что огорчает отсутствие именного указателя – как и сведенной воедино библиографии, ее дают постранично. Возможно, это недочеты исчезнут в следующей работе авторского дуэта, вслед за «Историей жизни» так и напрашивается «История идей», хотя о сложнейшей и далеко не прямолинейной эволюции взглядов Кропоткина биографы пишут и здесь, как и о борьбе концепций, идет ли речь об агрессивном милитаризме и проантантовской позиции Кропоткина в годы мировой войны или его отторжении от взглядов Маркса и марксистов. О принципиальных противниках Кропоткин отзывался пренебрежительно: «Нет невежественнее людей, чем марксисты. Они ничего, кроме популяризаций Маркса, не читают (и самого Маркса не читали всерьез громадное большинство из них)». Но в Интернационале анархисты уступили первенство более практичным марксистам; это не помешало Кропоткину после революции встретиться с Лениным, чтобы высказать тому недовольство ходом дел - и отказаться от предложения издать сочинения в госиздательстве, поскольку Кропоткину претила «монополизация издательского дела государством и подчинение его политике и идеологии власти».

Среди описываемых сюжетов - неожиданное влияние Кропоткина на выбор духоборами в качестве основного места жительства Канады: после неудачной попытки закрепиться на жарком Кипре те искали новое место для переселения, Кропоткин посоветовал обратить внимание на Канаду, чей климат он считал близким российскому. Ярок и анализ “Рассказов из жизни” Клима Ворошилова, вспоминающего Кропоткина. Строчка за строчкой авторы ставят под сомнение достоверность мемуаров печально знаменитого маршала, якобы встречавшегося с Кропоткиным на V съезде РСДРП в Лондоне в 1907 году – и приходят к выводу о фальсификации. Это касается, на взгляд историков, и описания Ворошиловым Кропоткина – «худощавый, с бородкой клинышком, какой-то очень легкий и игривый» – при том что фотографии той поры запечатлели полноватого, круглого человека с широкой, лопатой, бородой. Полусотней страниц далее авторы приводят текст Александра Амфитеатрова, где портрет схож: «маленький, сухонький, седенький, лысенький, суетливый, говорливый, ртутно подвижной». Похоже, текст Амфитеатрова стал основой ворошиловского «мемуара», в 1960-е его могли использовать в качестве источника для маршальской книги. Примечательно и другое: очерк «Русский угол в Лигурии» цитируется по неавторитетному интернет-источнику, причем именно в этом очерке там допущена очередная опечатка. А ведь еще 18 лет назад в издательстве «Новое литературное обозрение» очерк напечатан с научным комментарием в составе текстологически выверенного двухтомника писателя, так интернет-беззаботность потихоньку вытесняет в XXI веке привычную научную этику. Но при желании можно разглядеть в этом что-то анархистское: герой влияет на своих биографов, сообщая им вместе с мегаломанией демократичность, за которую его ценили современники. Правда, демократичность исчезала, едва речь заходила о праве на престол, тут голос Кропоткина твердел: «побольше-то будет, чем у Романовых». Может, и шутка, но сколько в ней истины.

Вадим Дамье, Дмитрий Рублев. Петр Кропоткин: Жизнь анархиста. — М. : Альпина нон-фикшн, 2022. — 664 с.

Это расширенная версия статьи, опубликованной в Ъ.