Роман «Благоволительницы» написан живущим во Франции американцем Джонатаном Литтеллом на французском языке, в 2006 году получил Гонкуровскую премию и Гран-при Французской академии и к настоящему времени переведен уже на 20 языков. Западноевропейские критики называют роман выдающимся литературным и историческим явлением, а его публикацию великим литературным событием.

Прямой перевод французского названия романа «Благоволительницы» не позволяет сразу увидеть за этим словом Эринний, древнегреческих богинь мести, преследовавших матереубийцу Ореста. Герой романа тоже матереубийца. Правда, будучи убежденным, что убийства он не совершал и что другие его преступления не преступления вовсе, а следствие некой исторической предопределенности и следования долгу, говорит в финале герой, что «его след взяли Благоволительницы». То есть: Эвмениды (милостливые, благосклонные) - те же самые Эриннии, только сменившие гнев на милость. Иными словами, герой дает понять, что никакому человеческому суду он неподсуден, раз уж к нему благосклонны даже богини-фурии. А его душевные терзания - его личное дело.       

    Весь роман «Благоволительницы» (если попытаться кратко сформулировать его главный посыл) повествует об относительности – с точки зрения главного героя-рассказчика, - моральных законов. Причем у героя, оберштумбанфюрера СС и доктора права Максимилиана Ауэ, имеются некие установки, перекрывающие как законы морали, так и любые законы вообще. Это установки национал-социализма в его уникальном, германском изводе. Сам же Ауэ занят оптимизацией труда заключенных концентрационных лагерей на благо Третьего рейха и окончательным решением еврейского вопроса. Обращаясь к потенциальному читателю, уже бывший оберштурмбанфюрер, в последние дни войны сумевший сменить личину и страну, ставший добропорядочным буржуа и занимающийся производством кружев, утверждает: «вы должны признать, что на моем месте делали бы то же, что и я. Возможно, вы проявляли бы меньше рвения, но, возможно, и отчаяния испытывали бы меньше. Современная история, я думаю, со всей очевидностью засвидетельствовала, что все – или почти все – в подобных обстоятельствах подчиняются приказу». И получается так, что слова Марселя Пруста, заметившего в «В поисках утраченного времени», что любое, даже самое страшное индивидуальное преступление может быть прощено, но никогда – участие в преступлении коллективном, пусть и не прямое, а косвенное, парадоксальным образом подтверждают правоту бывшего оберштурмбанфюрера.  

    Отчаяние доктора Ауэ - специфического свойства. В нем нет ни грана признания вины. Ни собственной (он убивал собственноручно, но ни разу – вооруженного врага), ни вины «тысячелетнего Рейха». Отчаяние проистекает от того, что в одном Ауэ собраны вся подлость, мерзость и грязь, все пороки, начиная от инцеста с сестрой-близнецом до убийства собственной матери. В нем сконцентрированы извращенная этика национал-социализма, его установки и цели. И Ауэ, отказывающийся принять такую оценку себя, в глубине души чувствует ее правоту. Он, слепо веривший в свое предназначение национал-социалиста, не герой, а палач, добивающий жертвы в расстрельном рву. Убийца своего друга, злого гения, циника, когда-то завербовавшего Ауэ для службы в СД. Причем сделавшим это практически сразу, после того, как Максимилиан, из-за влюбленности в свою сестру не способный к отношениям с другими женщинами и ставший пассивным гомосексуалистом, совокупился с первым встречным в городском парке: "Вот так, с задницей, еще полной спермы, я принял решение поступить в службу безопасности".

    По большому счету, роман Литтелла – страшный сон, затягивающий, не кончающийся. Одновременно это роман-путешествие, некий роуд-текст, в котором герой оказывается сначала на Западной Украине, где он проходит службу в рядах айнзатцгруппы C, зондеркоманды 4-a под командованием штандартенфюрера СС Пауля Блобеля (историческое лицо, казнен как военный преступник). Потом оказывается в Центральной Украине, в Харькове, где среди прочих эсэсовцев целует приговоренную к повешенью девушку-партизанку, затем в Киеве, где участвует в расстрелах в Бабьем Яру. Потом на Северном Кавказе. Следом в Сталинграде, где получает снайперскую пулю в лоб, но остается жив, награждается Железными крестами, повышением по службе и в чинах, после чего приступает к инспекционным поездкам по лагерям уничтожения в Польше, где знакомится с комендантом Аушвица Рудольфом Хёссом (исторический персонаж, казнен) и прочими милыми, интеллигентными людьми, докторами права, как и он сам, или докторами философии, причем исключение составляет только технарь Одило Глобочник (исторический персонаж, отравился синильной кислотой), патологический садист, группенфюрер СС.

Далее – Берлин, отпуск во Франции, убийство матери и отчима, знакомство с близнецами, детьми сестры героя, то есть – его собственными, о которых он думает, будто они укрываемые отчимом и матерью еврейские сироты. Вновь служба в Берлине, вновь – лагеря, путешествие в Померанию, к границам которой приближаются советские войска, возвращение в Берлин. Путешествие перемежается сумрачными видениями – и плаванием на дирижабле после ранения в голову, и анекдотическим укусом Адольфа Гитлера за нос, сопровождается – протест физиологии сильнее моральных законов, - приступами рвоты и поноса.

    Всё фактологически точно, все исторические персонажи (Олендорф (повешен), Франк (повешен), фон Радецки (умер в своей постели), Эйхман (повешен) и т.д.) выписаны достоверно. Скрупулезно передана бюрократическая атмосфера хозяйственного управления СС, досконально описаны совещания, на которых, в частности, решается вопрос об «иудействе» горских евреев, а также метания героя между лагерями смерти, когда он, озабоченный благом Рейха, пытается сохранить для министра вооружений Шпеера (двадцать лет в тюрьме Шпандау) квалифицированных рабочих и с сожалением вынужден констатировать, что другие офицеры СС и СД не разделяют его озабоченности.

    «Благоволительницы» - очень литературно-центристский роман. Причем та литература, с которой работает Литтелл, в первую очередь литература русская. Но литературные реминисценции не самая сильная сторона «Благоволительниц». Если отсылки к Гроссману, Толстому, даже – к Достоевскому ещё как-то выдерживают критику, то превращение оберштурмбанфюрера Ауэ в лермонтовского Печорина во время пребывания на Северном Кавказе уже граничит с пародией, Особенно когда Ауэ собирается драться на дуэли с другим эсэсовцем, правда – даже на общем фоне выглядящим законченным подлецом, и просит быть секундантом военного врача. Хорошо, что не по фамилии Вернер.

    Но главное не это. Главное в романе - его никогда прежде не поднимавшаяся тема. Тема апологии палача. Конечно, это не та апология, каковой она была в Древней Греции или во времена раннего христианства. «Несчастный оберштурмбанфюрер» защищает себя как человек искренне, истово страдающий, вся жизнь которого – сплошное испытание. Талант Литтелла заставляет сопереживать этому монстру, влезать в его шкуру, что, в конечном итоге, приносит читателю почти физиологические страдания от погружения в удущающе смрадную атмосферу, все усиливающуюся и наполняющуюся все более и более выпуклыми, натуралистическими деталями. Несмотря на литературные приемы и игру с великой литературой, роман ставит предельно экзистенциальные вопросы, при условии, что автор нигде, ни под каким-нибудь сюжетным поворотом, не заготовил даже намека на ответ. Немудрено, что для «нормального» чи­тателя роман оказывается почти в такой же степени непереносимым, как непереносима сама жизнь для монстра Ауэ. Неудивительно, что очень многие выстраивают между собой и романом глубокоэшелонированную линию защиты. О том, о чем пишет Литтелл, писать не принято. Автор преступает некие запреты, заставляет задуматься о том, что нормальный человек должен, чтобы не сойти с ума, загнать в глубины подсознания. Или объявить игрой, провокацией, профанацией.  

    Интерес к роману «Благоволительницы» в России, по сравнению с интересом в Западной Европе и США, должен быть вроде бы выше. Однако, трудно ожидать, что его тираж превысит тираж издательства «Admarginem» в 4000 экземпляров. Несмотря на то, что, как справедливо отмечает Сергей Зенкин, «фигура тоталитарного интеллектуала, идеалиста на службе у палачей отнюдь не чужда нашему собственному национальному опыту». В рецензиях порой откровенно  перевираются детали, путаются время, ушедшее на написание романа (почти десять лет) и время, ушедшее на написание черновика.  

    Критический «тренд» порой выражен в дистанцировании от сути и смысла романа. «Тренд» заявлен в рецензии журнала «Timeout», в которой на голубом глазу сообщается, будто в романе «…эсэсовцы изображены людьми, а не карикатурными зверями. А это уже само по себе выглядит неприлично». Но даже в русской (!) литературе уже предпринимались попытки «демифологизации нацизма», в частности – Еленой Сьяновой, чьи пошлые и безнравственные поделки (например, роман «Плачь, Маргарита» об имперском руководителе Германского трудового фронта, обергруппенфюрере СА Роберте Лее (хронический алкоголик, повесился в Нюрнберге), несмотря на художественную несостоятельность, тем не менее должны были хотя бы разрыхлить почву для восприятия того, что с полным основанием можно назвать действительно одним из важнейших романов о человеке, времени, грехе и смерти.

Появление «Благоволительниц» на русском - несомненное событие. Это – глубокий роман. На глубокую тему. И если некоторые критики называют роман «разводиловом», то только потому, что это проще, чем задуматься, оглянуться внутрь самого себя, попытаться понять – что не так со мной, почему я не могу соответствовать уровню романа Джонатана Литтелла?

Иллюстрация: рекламный постер к фильму Тарантино