Колонка редактора

Бывают ли в истории такие эпизоды, когда то или иное явление искусства воспринимается наиболее благоприятно? Какие интерпретационные потери, или наоборот, приобретения с течением времени происходят в искусстве? Как меняются механизмы восприятия? Как и за счет чего эволюционирует «язык разговора» об искусстве, объяснительные инструменты? Где проходит граница между аутентичным и вольным современным воспроизведением? Можно ли понимать Шекспира только как феномен елизаветинской эпохи или следует учитывать все последующие «шекспировские образы», без которых современная художественная мысль не существует?  Снимают ли парадоксальные экспрессионистские трактовки Моцарта, сложившиеся в  веке двадцатом, слои идеализированных искажений и возвращают  ли они к той изначальной репутации, что сложилась у Моцарта в 18 веке? Эти вопросы ставит Чарльз Розен в своих блестящих эссе.

В интеллектуальном мире Розена можно по-настоящему заблудиться. Арт-критик, профессиональный пианист, почетный профессор в университете Чикаго, его главное занятие, конечно, музыка. Но «космос Розена», как называют сферу его  интересов коллеги по цеху и читатели,  гораздо богаче: психология, литература, наука, философия. Даже знакомых с его творчеством поразит многотемье книги: "Структурные Диссонансы и Классическая соната", "Теодор Адорно: Критика как Культурная Ностальгия", "Потерянные Аккорды и золотой Век Пианизма," "La Fontaine: Этическая Сила Стиля", "Гофмансталь и поэтика Радикального Модернизма". Каждый очерк включает в себя гораздо больше, чем конкретные темы. Фирменный текст Розена – это инкрустированный и фундаментальный экскурс в историю пересекающихся культурных контекстов. Фортепианный язык, фортепианная асинхронизации, сломы пианизма, как показывает Розен, глубинно связаны со стилистикой жестокости и эротикой Маркиза де Сада, практика Никколо Жоммелли (Jommelli) апеллирует к звуковым образам  поэзии Лафонтена, а в них, в свою очередь, слышен речитатив «Оперы для Олимпиады» Секко, язык Малларме чудесным образом  воспроизводит моцартианские интонации. «Свобода и искусство» - на самом деле, Свобода, потому что предлагает иные ракурсы, новую оптику, другие непривычные интерпретации классицизма, романтизма, модернизма, освежая и освобождая от стереотипов нашу любовь к музыке, литературе, и цивилизации.