Всё ненадолго

Колонка редактора

Новая книга известного поэта, прозаика, переводчика и редактора Станислава Львовского включает тексты, написанные в последние четыре года. Некоторые из них публиковалось в периодике, например, в журнале «Воздух», некоторые – в личном блоге Львовского.

Кроме того, большая часть текстов вошла в подборку «Дженга», опубликованную на сайте «Полутона». Думается, помимо издательских соображений, можно говорить и об особой важности этих, этапных для Львовского текстов. Особенно хотелось бы обратить внимание на циклы «39,41», «Фрагменты речи влюбленного», «Советские застольные песни», а также отдельные стихотворения, такие как «дикторы национальных телеканалов…», «Русское реггей девяностых», «Тридцатое». Рубежным для Львовского выглядит и текст, «Чужими словами», призванный зафиксировать моментальную реакцию на события в Южной Осетии 8-12 августа 2008 года. При этом записи из блогов и газет сопровождаются цитатами из разного рода литературных, культурных и исторических источников, от Гельдерлина до «Комитета по невмешательству в испанские дела».

Полина Барскова, автор предисловия к сборнику, останавливается на «современности» текстов Львовского, вспоминая Бодлера, призывавшего «говорить о сейчас» (здесь можно вспомнить и о стремлении Рембо быть отчаянно современным). Также Барскова вспоминает про музыку революции, представляющую собой одну из наивысших точек «сейчас», которая понимается ею как «постоянное напряжение, в котором мы живём, к которому подключены» - через медиа, прямую речь и т.д.

мне было без малого десять, я это хорошо помню, да, в пересказах

 но все равно. выпуски новостей, где показывали, как тонет, горит

эсминец (или что, крейсер, дредноут?) – «Генерал Бельграно» <…>

Катастрофа – один из главных мотивов книги. Нельзя сказать, что катастрофическая оптика не была свойственна Львовскому ранее, но если в предыдущих книгах она уравновешивалась присутствием более-менее цельного субъекта, проживающего там-то и там-то, занимающегося тем-то и тем-то, исповедующего такие-то взгляды, то теперь остаются голоса, анонимные и разрушительные. Полина Барскова отмечает их биографическое и историческое время: это голос «старческий» и вторящий ему голос «детский», что еще раз указывает на катастрофу, вырывающую из пейзажа наиболее незащищенные (читатель ждет уж слова миноритарные) смыслы:

страшно мне, друг,

и тебе

страшно.

ничего не можем

забыть,

все забыли.

это нам не спели

вечную память.

не про нас

ветер на сопках

каждую ночь

слоняется

и рыдает