Известный украинский прозаик, поэт и музыкант Сергей Жадан в качестве члена жюри поучаствовал в церемонии литературной премии «Национальный бестселлер». После удивившего большую часть аудитории объявления победителя Сергей Жадан прокомментировал свой выбор

— Недавно прошел конкурс «Национальный бестселлер». Почему вы, будучи в жюри, проголосовали именно за Фигля-Мигля? Все же этот автор явно вам уступает. Совсем не тот уровень.

— Не знаю, это же не бокс, как это «уступает»? Просто совсем другая литература. Я проголосовал именно за эту книгу, наверное, потому, что в ней не так много идеологии. И концепция не давит. Очень интересно выстроены декорации, и образы яркие, особенно Разноглазый. Хотя, подозреваю, со мной многие не согласятся. Но мне книга действительно понравилась. Не знаю, проснулся (проснулась) ли автор знаменитым, как к тому призывает «Нацбест», но лично я с интересом буду ждать его (ее) следующей книги.

— Многие герои ваших книг исповедуют левые взгляды. Наверное, вам должны были показаться близкими идеи о равенстве, излагаемые в романе-трактате «Красный свет» Максима Кантора, который тоже был в числе финалистов «Нацбеста»?

— Идеи о равенстве, конечно же, близки. И взгляд Кантора на европейский либерализм, на двойные стандарты европейской политики, на проблемы мультикультурализма — весь этот левый дискурс близок и понятен. Непонятно только, куда девается весь интернационализм автора, только лишь речь заходит о внешней политике России? Почему у России, по Кантору, столько врагов и совсем нет друзей. Непонятен, и неприятен, если честно, «украинский аспект». Почему все украинцы в этой книге (я уже не говорю о поляках и прибалтах) — коллаборанты и эсэсовцы. Такое впечатление, что против Гитлера они вообще не воевали. 

Хотя, на мой выбор, как члена жюри, эти моменты, естественно, не влияли.

— Как вы считаете, насколько сейчас нужны литературные премии?  Ориентируются ли на них читатели?

— Мне трудно судить об этом со стороны, но, по-моему, в России это действительно серьезный механизм книжной рекламы. Я, например, слежу за всеми этими шорт-листами, пытаюсь запоминать или узнавать победителей. 

А если говорить о премиях вообще — иногда они действительно помогают ориентироваться в том, что происходит в литературе. Например, в немецкой: там же столько новинок, что уследить за этим невозможно. А премии в этом плане могут помочь. Хотя самим писателям, наверное, не стоит особенно заморачиваться по этому поводу.

— Насколько ситуация с премиями в России отличается от ситуации на Украине? Есть ли на Украине уважаемые литературные премии?

— У нас нет такого количества и таких «денежных» премий. Хотя уважаемые есть — «Книга года BBC», просто «Книга года», или «Литакцент года». И еще старые советские остались.

— Следите ли вы сами за премиальным процессом, обнаружили ли с помощью "премиальных подсказок" интересных авторов?

— Да, конечно, слежу за тем, кого «награждают» в России, Польше, Германии. Победители не всегда радуют, но это опять же, очень субъективно.

— Кого из российских сегодняшних авторов вы могли бы назвать близкими по духу?

— Прилепина Захара, например. Ну, не его письмо товарищу Сталину, а, скажем, «Санькя» и «Грех». Есть целый ряд авторов, за которыми я слежу с интересом и уважением, просто боюсь сейчас кого-то забыть и не назвать. Вот, Захара со Сталиным вспомнил.

 — Мы вас воспринимаем как «своего», то есть, «российского автора», вас это не смущает, не мешает? 

— Нет, мне это не мешает. И не смущает. Хотя это странно на самом деле. Я ведь пишу на украинском, всегда на нем писал, и собираюсь писать дальше. Но всегда приятно, если кто-то считает тебя своим.

— Кажется, это мешает некоторым вашим украинским фанатам, они ревнуют?

— Я думаю, читателям это тоже не мешает. Фанатам — возможно. Но фанаты книг, как правило, не читают — они фотографируются с автором на презентациях.

— Что нового у вас выходит в переводе на русский? 

— В «Новом мире» должна выйти новая повесть — «Продавцы счастья» в переводе Жени Чуприной. Это несколько неожиданный для меня лирический текст о двух приятелях-коммивояжерах. 

— Последний из изданных у нас ваших романов, «Ворошиловград», — кажется наиболее показательным. Какую из книг вы назвали бы самой главной, той, которую стоит прочитать в первую очередь? 

— Наверное, именно «Ворошиловград». Он наиболее полно и ясно отображает мое понимание литературы. Может со временем появится что-то другое.

— Если бы вы коротко представили «Ворошиловград», о чем этот роман?

— Это роман о памяти, роман об ответственности, роман о любви. О возможности и невозможности изменить свою судьбу, уйти от нее. А еще это книга о солидарности и взаимоподдержке.

— Вы включены в общеевропейский литературный процесс, поделитесь наблюдениями, что такое сегодня европейский молодой писатель? Чего от него ждет публика и издатель? Писатель — просто поставщик текстов, которые пользуются спросом или, как это воспринималось раньше, — учитель и пророк?

— Нет, не пророк конечно. И не учитель. Действительно — «поставщик текстов», в хорошем смысле этого слова. Просто писатели все такие разные, что попытаться составить некий общий портрет практически невозможно. Что может быть общего между берлинским слэмером и молодым автором метафизических романов из Польши либо же Чехии? Нет никакой общей модели, как нет никакой общей Европы.