Предисловие к сборнику

Идея этого сборника вызревала много лет, больше десятилетия. Именно с тех пор, как трое из его будущих участников почувствовали смену культурных эпох и совместную причастность культурному течению, ими названному «новый метафизис», причем с оговоркой, что он же «старый», он же «вечный». За это время по всему миру прокатилась волна «метафизической» литературы, мгновенно профанированной с большей или меньшей талантливостью. Как, впрочем, заранее и предполагали «провозвестники метафизиса», чему доказательство их декларации десятилетней давности, запечатленные в интернете. Странность в другом: столь, кажется, очевидное и существенное явление до сих пор остается будто бы не обозначенным, словно б незамеченным — и уж точно не получило общепринятого наименования. Цель данного сборника — не столь наименовать это явление, сколь обозначить. Авторы сборника — и не литературная группа, и не дружеская компания. Это писатели очень разной и творческой, и личной судьбы. Однако всех объединяет сходное понимание цели, значения и смысла литературы, направление и уровень творческого поиска.
В сборник вошли сочинения, в большинстве ранее не публиковавшиеся; их предваряют прямые или косвенные высказывания авторов о «метафизическом» направлении в современной культуре. Как можно заметить, они не сливаются в согласный хор, каждый автор пришел к «метафизису» собственным путем и видит это явление со своего ракурса. Завершают книгу небольшие трактаты композитора и художника, чьи взгляды и область интеллектуального и творческого поиска близки поэтам, прозаикам и единственному драматургу, объединенным в сборнике.

ЛИСТОВКА

Необходимо предостеречь: нижеследующее не является памфлетом или манифестом. Характер данного сообщения ближе всего к объявлению, листовке, афише. Так что забор — лучшее место, которое следует вообразить для его корректного прочтения.

1. Серьезность и ответственность за слово

Предмет литературы — Вера в слова. Предмет Веры — вера. Если не веришь написанному, то зачем читать пустоту?

Вера — не только серьезная категория: она сама категория серьезности. Именно в Вере в слова феноменально сосредоточена метафизическая сущность языка.

В языках животных исключена ложь, неверие Слову. Пчела-разведчица, танцем своим неверно сообщающая рабочим пчелам о местоположении взятка, врет ровно один раз в своей и так недолгой жизни.

2. «Большой стиль»: Новый Миф и Апокрифичность

Миф, апокриф — это выдумки, которые больше наглядной реальности: ее существенней. Бывают такие выдумки, по сравнению с которыми действительность вообще чушь собачья.

Вселенная — продукт Книги, букв, построенных в единственном порядке. Единственность этого порядка и есть суть стиля. От него зависит не только качество порождаемого, но и благополучие родов вообще.

И потому стиль так важен — из-за весомости производимого: вселенной романа, стиха. Достойный внимания стиль немыслим вне порождающего его мифа. (К слову, Набоков — в отличие, скажем, от Платонова — таким мифом не владел.)

Апокриф — залог каноничности. Таким образом, стоящее произведение всегда апокриф. Следовательно, прежде чем писать (порождать), требуется овладеть мифом, не обязательно вселенского размера, но — хотя бы масштаба рассказа.

3. Органичность

Мы утверждаем. Произведение — не конструкция, но организм. Конструкция — штука мертвенная, функциональная, как инструмент; неудобная в руках, как скальпель. Мы же хотим от слов жизни. Написанное должно быть теплым, как кровь, живым, как кожа, губы, руки, глаза.

Чтобы выжить, мы хотим делать истории, побуждающие воображение к творению. В равной степени невозможно испытывать сколько-нибудь серьезные чувства ни к мертвецу, ни к механизму. Любовь жива, только если питаема живым: человеком, но не куклой. Следовательно, персонажи должны быть Людьми, а произведение — если не Человеком, то живой, как душа, мыслящей субстанцией.

4. Поэтичность

Шкловский/Эйхенбаум говорил то, с чем мы питаем согласие: если проза вянет, то сок жизни — мед мифа — ей брать не у кого, кроме как у высшего — поэзии. Следовательно, чтобы выжить, учиться прозе нужно у стиха.

5. Изящная словесность как бич ширпотреба

Прогрессу свойственно снежным комом обрастать ширпотребом. Это связанно по преимуществу с облегчением производства чего угодно: печатных букв, копий, визуальных действ, высказываний вообще — парадоксально: из-за отсутствия цензуры.

Культура иносказания — метафоры, за которую мы ратуем и которая питает апокриф, нынче вообще на издыхании.

6. Язык как единственное и неустранимое достояние нации

Мандельштам возражал Чаадаеву на то, что у России нет истории (только сплошной террор, пьянство и воровство), говоря: у России есть русский язык, и мало того, что в нем все — и история, и смысл российского существования, но так же сногсшибательно и то, что уникальность его как языка среди человеческих прочих составляет неприкасаемый духовный запас нации.

Следовательно, в акмеистических устремлениях Мандельштама, то есть, в том, что Русский Язык способен порождать новые смыслы, имеющие высокое значение в мировой культуре, — находим согласие и мы.

7. Автометафизическое содержание языка

Мы убеждены, что языковое существование основывается на векторе метафизиса.

Следовательно, для трансцендирования вовсе не требуется смотреть или думать «наверх», а достаточно — раз в жизни вместить себя в Язык и удивиться ему до онемения.

8. Литература Начала-Конца

Нет у литературы конца. Она дольше мира.

9. Метафизический позитивизм

В частности, и это является нашим кредо. Дело в том, что мы верим в существование философских камней. Мы уверены, что их — целая россыпь. Для нас это пока — нефть и мед. Найдем еще — скажем.

Следовательно, мы всегда смотрим полет прозрачной пчелы, мы всегда ждем приближения нефти.

10. Метафора как зерно иной реальности, реальности вообще

Мы говорим. Метафора — это зерно не только иной реальности, но реальности вообще. В метафоре кроется принцип оживления произведения, его творящий принцип.

Мало того, что Метафора — орган зрения. Она способна, будучи запущена импульсом оплодотворяющего сравнения (метафора — пчела, опыляющая предметы, — энергия ее сравнительного перелета от слова к слову, от цветка к цветку, как взрыв, рождает смысл), облететь, творя, весь мир. Это не красноречие и не метафорический изыск: чтобы набрать кило

меду, пчела делает под сто миллионов цветочных облетов. Мир, раскрывающийся в череде этих полетов, как лёт стрелы Улисса, раскрывшийся в ожерелье игольных ушек, — уникален в той мере, в какой уникален запустивший ее эллипс.

Следовательно, мы берем на ладонь прозрачную пчелу метафоры и видим в ее ненасытном брюшке Мир.

Содержание книги

АНДРЕЙ ТАВРОВ
Слово кудесника, слово цитаты... 9
Стихотворение — преступление против смерти... 12
Напрасная любовь к Моцарту, или Любое слово — омоним... 15
АЛЕКСАНДР ИЛИЧЕВСКИЙ
Листовка... 49
Облако... 52
Два страха... 70
КОНСТАНТИН ПОПОВСКИЙ
Если не все обманывает... 91
Жертвоприношение... 93
ВАДИМ МЕСЯЦ
Русский Гулливер. Эмпирика «нового метафизиса»... 137
Стихи... 145
Первочеловек... 155
Котлован Бейкера... 159
Ключ и кастет... 172
ЮЛИЯ КОКОШКО
Сочинитель сих строк... 183
Благосклонность шума и пирамид... 185
ИЛЬЯ КУТИК
Американский Саврасов... 219
Из цикла «Анакреонтики»... 239
АЛЕКСАНДР ДАВЫДОВ
Вот что я писал о «новом метафизисе» на грани веков (конец 1999го)...257
Сотворенье шедевра, или Пьета Ронданини... 263
ВЛАДИМИР АРИСТОВ
«Idemforma» и границы миметического метода в современной
поэзии... 301
Открытые дворы... 301
Начало романа... 317

Взгляд композитора
ВЯЧЕСЛАВ ГАЙВОРОНСКИЙ
У врат храма... 327
Один час свары... 349
Расплата... 350
Взгляд художника
ИГОРЬ ГАНИКОВСКИЙ
Надеяться и ждать... 353
Об авторах... 381