У этой книги необычная обложка, она сделана из алюминизированного материала, что позволяет использовать книгу как экран / отражатель по отношению к распространению «плотности времени». Это один из важнейших терминов, предложенных русским астрофизиком Николаем Александровичим Козыревым (1908–1983).

Жанр книги определен как «художественно-научный», по сути это порой поэтический, но в основном вполне ученый комментарий к известной работе Козырева о свойствах времени «Причинная или несимметричная механика в линейном приближении». Автор книги, геолог и писатель Александр Николаевич Строганов (1932–1988), принадлежал к ближнему кругу Козырева в последние годы его жизни, когда официальная наука отвернулась от него, признав маргинальной теорию «причинной механики» (теорию времени). Между тем в русской культуре эта теория занимала – а для многих по-прежнему занимает – довольно важное место, ее проверкой и опровержением занималась специально созданная комиссия Академии наук, в состав которой входил даже Борис Стругацкий, одно время работавший в Пулковской обсерватории, где до войны трудился и сам Козырев.

Важные открытия, которые ему удалось совершить уже в середине 1930-х, сопровождались конфликтами ученого и его единомышленника Д.И. Еропкина с руководством Пулковской обсерватории, ими занимались не только руководство Академии наук, но и газеты. Но завершились конфликты неожиданно для всех их участников - после того, как НКВД стало раскручивать в Ленинграде т.н. «дело астрономов», начавшееся с ареста директора Астрономического института, члена-корреспондента АН СССР Б. В. Нумерова. Козырева арестовали на торжественном вечере 6 ноября 1936 года на балу в Доме архитектора, располагавшегося в Юсуповском дворце; всего по делу проходили более ста человек, обвинявшихся в «участии в фашистской троцкистско-зиновьевской террористической организации, возникшей в 1932 году по инициативе германских разведывательных органов и ставившей своей целью свержение Советской власти и установление на территории СССР фашистской диктатуры» (из справки Управления КГБ по Ленинградской области от 10.03 1989 г.).  Допросы велись с применением пыток, подследственных заставляли оговаривать себя и других, им внушали, что против них уже даны показания другими учеными. Некоторых, как директора Пулковской обсерватории Бориса Герасимовича или физика-теоретика М.П. Бронштейна, однажды сказавшего, будто он племянник Троцкого, расстреляли вскоре после заседания суда, другие умерли в заключении.

Козырев отбывал наказание в Норильске и Дудинке, сперва на общих работах, затем в качестве геодезиста. Всего его судили дважды, второй раз когда он уже отбывал срок. В качестве нового обвинения предъявлялась какая-то нелепица – что Козырев сторонник теории расширяющейся Вселенной, что он считает Есенина (в другом варианте рассказа самого ученого - Гумилева) хорошим поэтом, а Дунаевского - плохим композитором, а во время драки в бараке утверждал, что бытие не всегда определяет сознание. Апофеозом же юридической шизофрении можно считать обвинение, будто астроном не был согласен с фразой Энгельса о том, что "Ньютон - индуктивный осел". На суде Козырев ответил председательствующему: "Я не читал Энгельса, но знаю, что Ньютон - величайший из ученых, живших на Земле". Этого хватило для нового срока.

Сидят (слева направо): Марков, Яшнова, Козырев, Перевелкин, Газе, Постоев. Хромов-Хромой, Амбарцумян. Пулково, 1928 г.)

Козыреву повезло – его освободили досрочно, еще в 1946-м, с правом проживания в Ленинграде и Симеизе, что было редкостью в ту пору и что лишний раз доказывают всю абсурдность предъявленных обвинений; возможно, сказались его заслуги перед физикой звезд. Он занимался теорией протяженных звездных атмосфер и особенностями выходящего из них излучения, сегодня она называется теорией Козырева — Чандрасекара (американский астрофизик Субраманьян Чандрасекар обобщил эту теорию; в 1983 году получил Нобелевскую премию по физике). Уже после освобождения – докторская была защищена спустя три месяца - он обнаружил в спектре темной части диска Венеры эмиссионные полосы, две из которых были приписаны молекулярному азоту.

Соавтором некоторых работ Козырева в 1930-е стал Виктор Амбарцумян, они, в частности, впервые оценили массы газовых оболочек, выброшенных новыми звёздами. Судьбы их сложились по-разному – после защиты диссертации в Пулковской обсерватории Амбарцумян начал преподавать в Ленинградском университете, его карьера развивалась стремительно, в 1939-м, когда Козырев уже сидел, он подготовил первый в СССР "Курс теоретической астрофизики", после войны он возглавил Академию наук Армении. Козырев же, хоть и получил после освобождения место сперва в Крымской, а затем вновь в Пулковской обсерватории, был в 1979-м уволен без назначения пенсии, лишь должность внештатного консультанта спасла его от нищеты.

Конечно, ошибки бывают и у великих ученых – Эйнштейн долгие годы бился над казавшейся многим заблуждением «единой теории поля» (интересно, его бы тоже уволили из Принстона, если бы наука контролировалась властью?). Но главное для исследователя – всю жизнь оставаться автором неудобных вопросов. Козырева пытались лишить этой привилегии думающего человека.

У его теории времени много последователей, некоторые из них настолько пассионарны, что создают сегодня новые тексты и приписывают их авторство Козыреву.  Но специфичные адепты не повод для насмешек, куда важнее стихотворение Андрея Вознесенского, зафиксировавшее особую роль ученого в культуре: