Когда стоишь посреди книжной ярмарки с томом о Березовском в руках, половина проходящих мимо спрашивает: «Ну, зачем это читать? Это же ушедшее время».

Между тем мало что есть более интересного и при этом более депрессивного, чем интервью, которые финансист Петр Авен взял по поводу своего бывшего друга, одного из главных персонажей 90-х – Бориса Березовского. Собранные вместе, интервью воссоздают важнейшую эпоху в истории России, последнюю по счету попытку модернизировать страну и систему управления.

Авен говорил со своими друзьями и старыми знакомыми, банкирами и журналистами, со многими он на «ты», что создает особую атмосферу и не отменяет при этом старых споров. Рассказывается о всех периодах жизни Березовского, и когда он был математиком в 70-е-80-е (даже получил премию Ленинского комсомола в 1977-м), и когда занялся бизнесом в начале 90-х. Последующие 20 лет выглядят сплошным сериалом, построенном на трех сюжетах: магнат-оппозиционер-изгнанник. Книга так и структурирована, по периодам жизни, интервью приводятся фрагментами, что выглядит логично, но в итоге не очень удобно для читателя – нет подробного содержания, указатель имен дан без отсылок к страницам, где персонажи упомянуты, нет колонтитулов, которые указывали бы на дающего интервью (в тексте тот обозначен инициалом). Зато какое соседство!

В этом указателе подряд идут бизнесмен Дмитрий Каменщик, телеведущая Тина Канделаки и философ Иммануил Кант. Среди собеседников Авена – руководители администрации президента Александр Волошин и Валентин Юмашев, бизнесмены и управленцы Юрий Шефлер и Анатолий Чубайс, журналисты Андрей Васильев и Владимир Познер, политолог Станислав Белковский, бывшие жены и даже модель Даша, на которой Березовский едва не женился. Вообще личной жизни места уделено немало, порой в ущерб читательскому стремлению понять, почему же таков масштаб Березовского; герой политики оказывается скорее героем-любовником, но главное все же – обилие фактов о 90-х, благодаря чему книгу можно рассматривать как один из источников сведений об эпохе, выглядящей в глазах масс несколько иначе, чем та кажется «сверху». В этом смысле книга стоит в одном ряду с так и не изданными у нас материалами лондонского суда между Березовским и Романом Абрамовичем, вскрывшими механизм принятия решений в ельцинской России и отношений между властью и бизнесом.

В книге упоминаются и те, о ком не принято говорить в нынешних СМИ иначе, чем с враждебной интонацией. Имена Ходорковского и Литвиненко едва упоминаются, зато есть Сорос, объявленный сегодня в России персоной нон-грата. Вот любопытное свидетельство его тесного вхождения в постсоветскую элиту - Александр Гольдфарб утверждает, что «деньги, которые Сорос дал Потанину на «Связьинвест», он перед этим обещал Березовскому с Черномырдиным на “Газпром”. И вот в момент приезда Сороса в Москву практически у меня на глазах Немцов уговорил его этого не делать.»

Авен так комментирует события: «Эта история — и “Газпром”, и “Связьинвест” — очень показательна для бизнес-атмосферы, которая была в то время в России. Закулисные недоговоренности, обманы, привлечение иностранцев, потому что денег не хватает, обман этих иностранцев и так далее. Что интересно, Березовский никакого отношения к “Связьинвесту” на самом деле не имел, как к бизнесу и как к профессии. Специалистами телекома являлись только мы, в какой-то степени Гусинский, но уж точно не Березовский. Его функция состояла, по-моему, исключительно в том, чтобы всей этой истории обеспечить какое-то политическое прикрытие — не очень понимаю от кого.»

Авен не раз высказывается критически об ельцинской эпохе, в том числе и о принципах работы СМИ, например, о цензуре на телевидении: “еженедельные совещания в администрации по телевидению — о том, что должны показывать Первый и Второй канал, — начал отнюдь не Березовский и отнюдь не Путин. Их начал проводить Чубайс». С самим Чубайсом он в ходе интервью начинает неожиданно спорить по поводу залоговых аукционов, старая боль не исчезла: «концентрация капитала была беспрецедентной, и до сих пор российская экономика, безусловно, по сравнению почти с любой страной мира чрезвычайно переконцентрирована. Но разве ты сам не способствовал этому? Залоговые аукционы в разы усилили эту концентрацию . (…) В данном случае согласие на такую концентрацию — это был тактический ход, который стратегически обернулся большими потерями. Произвольное распределение собственности повлекло последствия, которые продолжаются до сегодняшнего дня. Тогда это казалось правильным.» Чубайс защищает свою старую позицию, особый шарм аргументам придает тот факт, что он по-прежнему работает в России – в отличие от многих других собеседников, давно обзаведшихся вторым гражданством и местожительством за границей; они комментируют историю с точки зрения политических пенсионеров, не разделяющих теперь общую судьбу со страной, которую недавно столь радикально меняли. Впрочем, именно в разговоре с Чубайсом Авен самокритично роняет: “Масштаба криминализации [мы] совершенно не понимали. Ты прав, это незнание страны”; подобные признания выводят беседы из тени междусобойчика, хотя ощущение, что профессиональный журналист сделал бы более глубокие интервью, построенные на острых вопросах, не покидает на протяжении всей книги. Впрочем, стали бы с другим так разговаривать?

Любопытно, что критика книги исходит от самих участников проекта. Один из тех, кто давал интервью Авену - друг Березовского издатель Демьян Кудрявцев, среди многих соображений после выхода книги он высказал и такое: «Кроме Березовского в этой книжке есть еще один герой, такой же герой, вокруг которого все немножко ходит и вокруг которого есть такая же недосказанность. Это Роман Абрамович, конечно. Он абсолютно действующее лицо. Я никогда не думал и не ждал, что он заговорит, этого не произойдет и в будущем, с моей точки зрения, но масштаб присутствующих настолько меньше, чем масштаб отсутствующих, что от этого горечь и недоумение. Березовскому уже все равно, но наша история, наша жизнь в таком пересказе оказываются проще и прямолинейнее, чем, безусловно, были».

Список отсутствующих в сборнике велик, как значителен и список обойденных либо заметно редуцированных тем; что ж, интонация сытых волков, с которой ведутся разговоры, не предполагает упреков. Это не уменьшает ценности приведенных свидетельств – при всем самоограничении говорящих и возникающего из-за этого ощущения, что главное, что их тревожит – как бы самим не оказаться в роли обсуждаемого, чтобы о России 90-х не стали бы говорить через призму их собственной судьбы. Страх оказаться перед абстрактным судом истории выглядит скорее метафорой, но тем не менее многие из героев книги уже сейчас предпринимают усилия, чтобы обеспечить себе благоприятный образ в глазах потомков. Впрочем, рано или поздно, тайное всегда становится явным. Это знал еще герой «Денискиных рассказов».

Это расширенная версия статьи, опубликованной в газете "Совершенно секретно".