На пути к футуризму

В издательстве «Три квадрата» вышел альбом «Петр Митурич. Графика, живопись, проекты» (М., 2018). Помимо воспоминаний о Митуриче и большой подборки его работ здесь публикуется и обстоятельный биографический очерк внука художника Сергея Митурича. MoReBo печатает фрагмент обширного текста.

Документ, недавно выявленный в бумагах художника и представляющий собой большую ценность для атрибуции его произведений – это авторская «Запись вещей П. Митурича», перечень порядка 120 его ранних работ между 1912 и 1919 годами, часто с указанием, кто и за какую цену вещь приобрел и куда она поступила. Под 1912–1913 гг. в нем упоминаются две ардатовские работы маслом с изображением "Пчельника" (один через О.Брика попал позже в Русский музей), "Стог на Меляве" (речка под Ардатовом), этюды "Корова", "Лошадь", под 1914-м – "Портрет Наташи с Васей", "Саша <Звенигородская> с телушкой", несколько этюдов с цветами, а также портрет тестя, К.П. Звенигородского. Последнее из этих произведений хранилось у дочери художника, Марии Петровны Митурич, судьба его после ее смерти неизвестна.

Порядка трех десятков рисунков этого времени из собрания Марии Петровны поступили в Третьяковскую галерею в 1994 году. Стоит начать с не самого раннего из них – по существу, миниатюрной композиции "Н.К.Митурич с сыном Васей". (Бумага, графитный кар., 7,2 x 7,7 см, весна 1914). Это лаконичный, в несколько линий, удивительный рисунок весь пронизан чувством любви. Голова и торс младенца закрывают половину лица матери, обращенного к художнику, глаза ее полузакрыты. Можно сопоставить этот сюжет с известной иконографией Богоматери в русском или европейском искусстве, можно увидеть в этом рисунке живое движение и такой поворот головки мальчика, с таким чувственным ощущением счастья на женском лице, которых стремящиеся к канону старые мастера не могли себе позволить – но ясно лишь, что Петр Митурич достигал столь фантастической выразительности самыми минимальными средствами. Еще несколько пластичных рисунков того же рода со спящим ребенком, более ранние портреты Натальи Митурич, пейзажи "Хуторок в Нижегородской губернии", "Телега с бочкой" и др. дополняют этот цикл. Обратим внимание на многократные впоследствии изображения няни Федосьи Никитичны Черняевой, которая после рождения старшего сына будет всю жизнь сопровождать семью художника, после войны нянчить его внуков, а в трагическом 1922 году станет фигурантом одного из последних стихотворений В. Хлебникова.

В собрании Третьяковской галереи привлекает внимание ряд рисунков Митурича, выполненных на листах из одного альбома. У них одинаковая бумага, единый формат (26х41,5 см) и остатки перфорации на линии отрыва по длинной стороне. Еще одна их особенность – если автор датирует эти работы, то только месяцем и числом, без указания года. Таких рисунков насчитывается пять в отделе "старой графики" ГТГ и не менее четырех в отделе "новой графики" (еще один находится в частном собрании). Первые из них относятся к 1911 году и созданы в Ардатове и его окрестностях, последний (в частном собрании) может относиться к концу 1915 – началу 1916 года. Дальнейшее выявление этого цикла также представляет интерес для уточнения датировок.

С 1912 года живописные работы Петра Митурича стали пользоваться спросом, что прибавило ему профессиональной уверенности. Впоследствии он напишет, что "примерно с этого года стал давать зрелые в художественном отношении вещи". Согласно упоминавшейся "Записи вещей...", речь идет о двух этюдах с лошадьми, приобретенными для Кавалерийского музея, нескольких этюдах с цветами и одном из "Пчельников", купленных частными лицами. Наиболее заметным его успехом была покупка музеем Кавалерийской школы, после посещения батальной мастерской военным министром В.А. Сухомлиновым, этюда "Гусар верхом на лошади", написанного в декабре 1912, о чем сообщила своим читателям газета "Биржевые ведомости" от 5.03.1913.

Главное, что обращает на себя внимание в этюде конного гусара – это контраст между академической постановкой в студии – и уверенной, бережной и точной передачей среды, пространства, природы за окном. Автор будто бы отвлекается от грубовато вылепленной фигуры натурщика, с его выразительно промоделированной головой – настолько реалистически характерной, что хочется попытаться опознать на сохранившихся фотографиях конкретного натурщика, позировавшего в тот день, от замечательно написанной белой лошади – и переводя свое и наше внимание с этой на ту сторону стеклянной стены, незаметно преображается. Пользуясь очень сдержанной цветовой палитрой – как и надлежало в учебных классах Академии, – он скупыми средствами, почти мимоходом показывает кроны деревьев, просвечивающую сквозь них розовую массу стены здания, неясное небо над краем парка. Сразу представляются свободные, фантастически одухотворенные пейзажные рисунки Митурича 1915 года, выполненные легким касанием туши (собр. ГРМ), до появления которых осталось не более двух лет.

Осенью 1913 года стало ясно, что Наталья Митурич ждет ребенка и "гражданским браком" более нельзя ограничиваться. В январе 1914-го Петр с Натальей из Санкт-Петербурга через Москву, а Александра Карловна из Киева съехались в Ардатов, к родителям невесты, где в церкви Илии Пророка состоялось венчание молодых. По-видимому, на обратном пути Митуричи задержались в Москве, в Даевом переулке, у двоюродной сестры Натальи Надежды Александровны (Звенигородской) и ее мужа Дмитрия Николаевича Ментова. Здесь Петр Васильевич выполнил рисунок "Семья" (бумага, кар., тушь, сепия, белила), ныне хранящийся в Третьяковской галерее.

При взгляде на этот рисунок прежде всего обращаешь внимание на тончайшее композиционное решение: баланс между левой и правой частями рисунка (слева – ждущая ребенка женщина склонилась к мужу на грудь, и силуэт дивана с ковром над ним обобщает и подчеркивает единство этой группы, и справа, контрастно к этому – отдельно сидящая дама с подробно проработанным силуэтом). Бледно прорисованный на заднем плане, уплощенный рисунок обоев не фиксирует угла стены, и этот угол обозначен самым условным образом: подвешенной в нужном месте угловой полкой. В рисунке масса условностей и нет никакой натуралистической выделки, однако мы понимаем, что лица изображенных абсолютно портретны, их руки, детали одежды, обувь, очки на носу Дмитрия Николаевича, полка с фотографиями и даже покосившаяся рамка на стене – совершенно достоверны... Можно было бы сказать, что в каком-то смысле это небольшое произведение (35,3х37,2 см) имеет много общего со старинными портретными миниатюрами, если бы оно не решало задачу, по существу, сложной композиционной "картины", а инструментарий художника не являл бы собой полную противоположность тщательным приемам работы миниатюриста. В этом, помимо всего прочего, и состояло противостояние Петра Митурича академической концепции живописи.

Петр Митурич. Деревня. Овечье стадо. 1915. ГРМ.

Стоит отметить, что эта "Семья" имеет много общего с появившимися позже рисунками "Зима. Семья за столом" и портретом Осипа Мандельштама (оба – конец 1915 года, ГРМ) – та же условная трактовка сложного пространства, то же активное внимание к острым портретным характеристикам и предметному антуражу, то же использование плоскостных декоративных элементов, органично встроенных в пространственный рисунок.

В марте 1914 года на свет появляется еще один Василий Петрович Митурич, отец автора этих строк. Крещение младенца состоялось в дворцовой церкви в Стрельне под Петербургом, крестной его матерью стала баронесса фон Мекк – еще одна незримая нить к кругу М.В. Врубеля. Маленький Вася с раннего возраста отображен в большом количестве произведений Петра Митурича, проникнутых не только любовью и безмятежностью, но порой и стремлением к художественному эксперименту. Замечателен небольшой рисунок тушью этого времени с лежащей обнаженной моделью, к нему по манере приближается рисунок "Спящие" из собрания ГРМ – такое впечатление, что художнику идеально повинуется любой инструмент, будь то кисть, перо или простая палочка, обмакнутая в тушь. И по-видимому, как показывают датировки рисунков, предвоенное лето 1914 года было для художника временем последней его поездки в Ардатов.

Другой новостью этого года было начало работы художника – вместе с его ближайшим другом по Академии Львом Бруни, а также Николаем Тырсой, Дмитрием Митрохиным ­– в качестве иллюстратора в журналах "Голос жизни", "Лукоморье", "Вершины", "Новый журнал для всех". Особенно активизировалась эта работа с началом Первой мировой – одной из наиболее жестоких и безусловно самой бессмысленной из войн столетия. Петр Васильевич, как сын артиллериста, несостоявшийся выпускник военного училища и студент батальной мастерской Академии, оказался большим специалистом по армейской атрибутике. Один из его легких, непринужденных рисунков, "Артиллерийский бой", был настолько подробно прокомментирован военными историками – по форме головных уборов солдат, виду мортиры, зарядных ящиков, лошадей, жующих сено и пр. – что просто не могло придти в голову, что работа сделана не с натуры, а сочинена "из головы" (“Последняя война императорской России” под ред. О.Айрапетова, вклейка, М.: “Три квадрата”, 2002).

Зимой 1914–1915 годов Митурич трудится над своей будущей дипломной работой – большим батальным холстом, к которому его сердце явно не лежало и который так и остался незаконченным, а Наталья к весне завершает обучение на своих высших языковых курсах. Часть своих рисунков художник делает прямо из окна Академии, эти изображения зимнего парка легко узнаются и в 1914 (опубл. в январе 1915 в "Новом журнале для всех"), и в 1915 ("Сад зимой", ГРМ, инв. 14943), и даже в 1918 году ("Зимний пейзаж", ГРМ, инв. 13733). В каталоге выставки "Мира искусств" он указывает сейчас местом своего жительства "Петроград, Академия художеств, кв. 5" – то есть ту самую квартиру Исаковых, о которой подробнее см. ниже.

С конца зимы Митуричи снимают дачу в поселке Струги-Белая примерно в 230 км к югу от Петербурга, в сторону Пскова. Столь странное название этот населенный пункт получил от соединения поселка Струги с железнодорожной станцией Белая – позже, разумеется, оно было переименовано в Струги-Красные. Недалеко отсюда находилось имение родственников Льва Бруни; вероятно, это и послужило поводом для поиска дачи в этом районе. Сам художник в упоминавшейся уже "Записи ранних вещей..." выделяет работы начала 1915 года в отдельную серию: "Рисунок из серии "Струги Белыя" – Продан за 50 р."; "Дети рис. из с<ела> Струги Б<елыя> – отп<ечатано> в "Голосе Ж<изни>" – у Брика" и т.д. Вокзальная площадь в поселке, характерные деревянные дома с двухэтажными мансардами, сквер и хозяйственные строения – все это хорошо идентифицируется по старой открытке. Таким образом подтверждается, что многие произведения Митурича первой половины 1915 года исполнены именно здесь.

Таковы публикуемые здесь пейзажи из собрания ГРМ: "Сад зимой" (инв. 43698), "Зима" (инв. 14942) и "Дача" (инв. 14941) – в этом последнем рисунке в женщине на переднем плане Наталья Константиновна узнавала себя. Замечательна свобода графических приемов, которыми оперирует художник при передаче взвихренных крон зимних деревьев, стеблей сухой травы с прыгающей по снегу сорокой, каллиграфической строки забора или прозрачной весенней растительности, – на первый взгляд, язык мастера здесь прост и доступен, но на самом деле неимоверно сложен. Никаких рутинных "зарисовок с натуры", никаких эскизных "набросков", – всякий раз Митурич использует новые сложные композиционные решения, демонстрируя полное неприятие академических представлений об изображении – будь то ландшафт или портрет.

В мае-июне 1915 года состоялась "военно-художественная экспедиция" батальной мастерской Академии художеств на действующий фронт. Возглавляли ее руководитель студентов-баталистов Н.С. Самокиш и полковник В.К. Шенк, курировавший мастерскую со стороны военного министерства. Участниками поездки были художники Митурич, Котов, Покаржевский, Трофименко и Френц, а также фотограф А. Штюрмер. Результатом экспедиции, работавшей на Западном фронте, затем у Черного моря и на Кавказе, были десятки натурных рисунков и этюдов маслом, в декабре 1916 г. экспонировавшихся на выставке рисунков, этюдов, набросков с натуры учеников батальонного класса Императорской Академии художеств "На войне". Порядка сорока из этих работ ныне хранятся в Гос. Историческом музее. Здесь, в ГИМе, пока удалось выявить лишь две неподписанные работы Петра Митурича маслом на холсте, обе посвященные авиации, которая все более привлекала его интерес.

Рассматривая этюд со взлетающим французским аэропланом (по существу, подцвеченный линейный рисунок кистью на холсте, датированный 6 июня 1915), мы видим ветви деревьев, переданные условным быстрым штрихом, схожим с движением крон под дуновением ветра на даче в Стругах... Можно предположить, что автор не подписал оба этюда, поскольку они были сделаны в силу должностных обязанностей. – Фронтовые этюды его коллег Френца, Трофименко и остальных гораздо более академичны, хотя и среди них есть немало интересных работ. Особая же интрига заключается в том, что на многих из них представлены Ломжа и Осовец – места, где провел свое детство Петр Митурич и куда его, со всей очевидностью, вновь тянуло. Тянуло настолько, что он вернется туда еще раз через год – после того, как через Осовец пройдут тяжелые бои, его защитники подвергнутся немецким газовым атакам, и в конце концов его укрепления при отступлении будут взорваны.

В этом же 1915 году Митурич принимает участие в выставке объединения "Мир искусства", причем сразу пятнадцатью работами двух последних лет, а также на "Выставке живописи. 1915 год" (Петроград–Москва). После этого и он, и его друг Лев Бруни, у которых по нескольку работ было приобретено, привлекли внимание художественных критиков и, в частности, блестящего Николая Пунина; это внимание и дружба с Пуниным продолжались много лет.

С сентября Наталья Митурич начинает преподавать в сельских школах Крестецкого уезда Новгородской губернии. С этого времени и до середины 1923 года – при активной художественной деятельности в Петрограде и Москве, невзирая на почти 7 лет военной службы – жизнь Петра Митурича связана с этим краем. И первая же его осень здесь совпадает с творческим подъемом.

Петр Митурич. Заставка. 1920-е гг. ГРМ.

К рисункам ранней осени следует отнести замечательный "Пейзаж" из частного собрания в Петербурге – рисунок тушью. Этот вытянутый горизонтальный формат листа для Митурича не совсем обычен, но хорошо сочетается с длинными горизонтальными планами: с уходящей наискось дорогой, дюжиной скирд, расставленных по пологому склону холма, второй и третьей ниткой таких же скирд вдали, прямоугольниками убранных полей и лесом на горизонте. Мотив со взглядом сверху на сельскую местность как бы "ван-гоговский", но здесь задача художника иная: не экспрессия цвета и фактуры, но по-пушкински ясный взгляд сквозь холодное осеннее пространство. При минимализме внешних усилий художника, при полном отсутствии натурализма мы узнаём и структуру северного ландшафта в целом, и конкретные виды деревьев на дальней опушке. Это абсолютно неакадемическое построение пространства в сочетании с тщательным, но не натуралистическим вниманием к деталям, складывается к этому времени в характерную черту художника.

Другим произведением этого времени стал известный рисунок "Зимой. Семья за столом" (бум., тушь, белила. ГРМ). Его интересно рассматривать подолгу. Действие происходит в деревне Борок. В помещении не избы, но сельской школы (справа – круглая конторская печь-буржуйка, такие обычно ставились на почтах и в других общественных учреждениях) за столом расположилась семья художника. Это начало чаепития. Прямо на зрителя, подперев щеку рукой, смотрит Наталья. Правее нее няня Федосья в повязанном по-деревенски платке, с маленьким Васей на руках, перед ним тарелка с кашей. Еще правее, у самовара, Александра Карловна, а с левой стороны – младшая сестра Юлия (у нее от рождения плохо действовали руки, и этот момент по возможности деликатно, но также передан – мы еще вспомним этот "медицинский" взгляд Петра Митурича позже, в последних портретах Хлебникова). Интересно, что все эти портретные характеристики, за исключением, может быть, более условного изображения ребенка, абсолютно узнаваемы. Конкретна и узнаваема и скромная еда на столе (начатая буханка черного хлеба, колотый сахар в сахарнице, кашка в тарелке), и посуда – стеклянная и белая фаянсовая, нож с круглым концом, и мебель – недеревенская мебель с резными планками, кресло, керосиновая лампа под потолком. Поразительно, что все это нарисовано просто черной тушью – материалом, после первого прикосновения которого к бумаге уже почти невозможно что-то изменить, и лишь кое-где художник поправляет первую линию белилами.

Все эти работы – продолжение пути к футуризму и преодоления футуризма, до которого осталось совсем немного. Добавим лишь, что переход границы между реализмом и условностью дался Митуричу очень легко, если не сказать, что он почти всегда – с 1915-го по конец 1920-х – работал по обе стороны этой границы.

Издательство «Три квадрата» издало альбом «Петр Митурич. Графика, живопись, проекты» (М., 2018). Помимо воспоминаний о художнике и большой подборки его работ здесь публикуется и обстоятельный биографический очерк внука художника Сергея Митурича. MoReBo печатает фрагмент обширного текста.