Эльф-трудоголик

Якунчикова-Вебер М.В. 1870-1902  Колокола. Саввин Звенигородский монастырь. 1891 г Бумага на картоне, пастель. 42,4 х 33,7. (фрагмент, если речь о главной странице сайта)

Автор текста:

Алексей Мокроусов

В Третьяковской галерее открылась выставка, приуроченная к 150-летию Марии Якунчиковой (1870 - 1902).

 

Родиться в Висбадене, умереть вблизи Женевы - биографии классиков русского искусства прихотливы. Но классик ли Мария Якунчикова? Нынешняя ее выставка всего вторая в Москве за 115 лет. Да, вышел отличный каталог, да, редкие материалы публикует специальный номер журнала «Третьяковская галерея» - но не странно ли, что закупленные Третьяковкой в 1910 году по настоянию Ильи Остроухова картина «Улица в Берлине» теперь не в Москве, а в музее Ярославля («Улицу» сейчас привезли), а два панно, «Окно» и «Булонский лес» - в Смоленском музее-заповеднике? Да, Якунчикову пригласили в закрытый конкурс на обложку первого номера «Мира искусства» – вместе с Бакстом и Врубелем, Головиным и Лансере, но в итоге выбрали эскиз Коровина. Многим ее разносторонность – тут и живопись, и керамика, и роспись мебели, – казалась странной, а ранняя смерть часто оказывается поводом поговорить о недопроявленности.

 

М.В. Якунчикова-Вебер. Введенское. 1897. Фотография сделана Л.Н. Вебером


С другой стороны – Якунчикова первой у нас занялась цветным офортом, член-учредитель «Мира искусства», за границей стала известна при жизни, в диалоге с Западом опередила многих, приняв в Париже то, что другие воспринимать там отказывались. Очаровалась Эженом Каррьером и пуантилистами, но не взлюбила Писарро, углубилась в Мунка (и ее "Страх" пытаются связать с "Криком" - дескать, создавали едва ли не одновременно), первой, до Бенуа, создала русский вид Версаля (Музей-усадьба Поленова предоставил его для выставки, вообще из Поленово много экспонатов). А влияние на современников, от пейзажей Головина и офортов Остроумовой-Лебедевой до Малютина и Билибина, применявших в графике конца 1890-х напоминающий выжигание «проволочный контур»? Что уж говорить о протосимволизме, предвестии «Голубой розы» и тем более о феминистках, видящих в Якунчиковой, как и в ее подруге-наставнице Елене Поленовой, и в Башкирцевой рассвет нового искусства. А еще эта очарованность дворянскими усадьбами, любимым Введенским – позднее Жуковский и Виноградов переплавили чувство дома и покоя во что-то более светское, сохранив интимность интерьеров, но лишив их внутреннего напряжения (а ведь интимное тоже может быть напряженным, и даже только оно-то по-настоящему и напряжено).

 


М.В. Якунчикова-Вебер. 1901. Фотография сделана Л.Н. Вебером

 

Обложку для «Мира искусства» ей все же заказали, «Лебединая песня» украшала восемь выпусков. Позже Дягилев написал ее некролог – по печальным поводам за перо он брался неохотно, откликнулся лишь на смерть любимого Левитана. Два года спустя брат Дягилева писатель Юрий Череда опубликовал эссе о Чайковском, Чехове и Якунчиковой – все они были для журнала не просто культовыми персонажами, но маяками, вершинами на горизонте.

 

Якунчикова-Вебер М.В. 1870-1902. Париж зимой. 1893

Бумага, пастель, уголь. Размер в свету: 53,4 х 43,9.


В иных биографиях многое определяет семья. Якунчикова росла среди меломанов - мама материально помогала молодому Скрябину, отец поддерживал строительство Московской консерватории; Мария – кузина Станиславского, в родстве с Мамонтовыми и Поленовыми, в молодости участница знаменитых «рисовальных вечеров» на московской квартире Василия Дмитриевича. Жила между Францией и Россией, Сомов считал ее «очень русской и при этом англичанкой», отмечая «мужскую» технику ее работ. А в глубине - детская травма от болезненного расставания родителей и насильственного разделения детей, проблемы со здоровьем, непроясненная драма середины 1890-х (вероятно, неудачный роман), смерть Поленовой, туберкулез сына, и, наконец, собственный туберкулез, вернувшийся годы спустя после обманчивого излечения… Она была каким-то эльфом-трудоголиком, неземным созданием, призванным всех вокруг радовать, хотя сама страдала. Ее и впрямь любили все, начиная с ворчливого Бенуа, как и ее сестру Веру Вульф (ее панно «Закат» выставили в Лаврушинском). О Вере Сергей Щербатов писал - это можно отнести и к Марии, - «Какое это было очаровательное создание, тонкое, талантливое, поэтичное, с нежной, отзывчивой, чуткой душой! (…) Она мне напоминала сорванную бледную нежную розу в вазе, на лепестках которой, еще благоухающих, заметен налет увядания».

Среди 200 произведений, отобранных из семи музеев и многих частных коллекций - уникальный фотораздел с негативами и позитивами на стекле из отдела рукописей Третьяковки, их подарили в начала 2010-х внучатый племянник Якунчиковой Александр Ляпин и его жена Николь. Муж художницы Лев Вебер запечатлел Якунчикову и пейзажи в поместьях ее семьи. Чтобы разглядеть пластины, надо самому включать подсветку за каждой. У музея огромная коллекция раритетных снимков, их давно ждет отдельная выставка – возможно, новый этап пандемии заставит галерею обратиться к собственным запасникам.

 

Якунчикова-Вебер М.В. 1870-1902. У стен Саввина Звенигородского монастыря. 1897

Холст, масло. 63,6 х 49,3. Размер в раме: 72,3 х 58


Казалось бы, самое время привезти в Москву работы из Швейцарии, где живут потомки Якунчиковой и где, считалось еще недавно, хранится основная часть наследия. Но подобные прожекты рискованны во времена ковида, а главное, что там осталось? Аукционы – лучшие друзья наследников, хранившееся в семье идет с молотка. Имена новых владельцев неизвестны, но, говорят, они в курсе московской выставки и не проявили к ней интерес. Это не влияет на значение происходящего в Инженерном корпусе, где открыта и первоклассная ретроспектива скульптора Сарры Лебедевой. Визит не стоит откладывать. В ситуации, когда Третьяковка перенесла на будущий год важнейшие выставки осени - подготовленный с музеями Дрездена «Романтизм» и выставку о современном индийском искусстве, а судьба международного мегапроекта «Многообразие/единство» вовсе под вопросом, смотреть Якунчикову лучше сразу, чем никогда. Вдруг снова карантин, а следующий случай выпадет через полвека, на ее 200-летие?

Выставка Марии Якунчиковой продлится – по состоянию на 16 октября – до 21 января 2021 года.

Это расширенная версия статьи, опубликованной в газете «КоммерсантЪ».

 

Из статьи Юрия Череды "Звенигородский уезд (Чехов, Чайковский, Якунчикова)" в журнале "Мир искусства" (1904).


Прожить год в Туле, в Звенигороде, может быть безконечно важнее, многообразней и трепетнее, чем целую жизнь объезжать весь мир, весь земной шар. Про Чехова написали раз, что для него «весь мир – провинция» вернее сказать: для него провинция – весь мир. Вот в этой-то ограниченности, в этой любви, когда Тула – весь мир и есть что-то вдохновенное, национальное и, вместе с тем безконечное, вечное. (…)

И начинаете понимать вы, что важнее завечеревшей опушки и вот именно этой, вашей опушки, которую вы видите, Звенигородского уезда, Введенской волости и нет ничего и что дальше Звенигородского уезда ходить невозможно, тупо и грешно и что здесь весь мир.

Ведь только одному парижскому лакею Яшке и не терпится совершать какие то безконечные заграничные путешествия, ведь одна только его лакейская душа и не поймет уж никогда всей окончательной умиленности и святости «вишневого сада» и до конца дней своих он будет презирать и ненавидеть эту «пеи соваж», где одна грязь и грубость.  А у нас, у всех остальных обитателей «Вишневого сада», ведь решительно у всех сохранилась хоть черточка веры в него и именно веры в окончательную всеобъемлющую всемирность его. В этом то и есть наша общая черточка вдохновенности, наш собственный, внутренний Чайковский. (101)

И если зародится, зазеленеет где-нибудь, к новой весне, «новая», «обновленная» жизнь, то уж конечно не из Трофимовских книг, учений и верований, а только отсюда, из этих запертых ставень и страшного немого полумрака, только из этих полуистлевших, старых, изсохших Фирсовых костей. (102)

... и вот на террасе, у самого края, у колонны, над глубоким, душистым, сочным «вишневым садом», точно ландышами, точно мечтами Чайковского соткАнная, склонилася тихо русская барышня, Машенька Якунчикова, мечтательница Машенька. И может быть более русского, окончательно-русского никогда и не было ничего, да и не спросить никто большего, ибо удел России не в последнем величии, не в последнем слове ума и науки, а лишь в последнем слове любви. (103)

 

Якунчикова-Вебер М.В. 1870-1902. Пламя

Свеча. холст, гуашь, темпера. масло. Холст на картоне, темпера. 66,1 х 44,6.

Время публикации на сайте:

14.10.20

Вечные Новости


Афиша Выход


Афиша Встречи

 

 

Подписка