От Пушкина до Таирова, от Парижа до НКВД [Сергей Прокофьев и драматический театр]

В издательстве «Слово» вышла фундаментальная книга Марины Раку о Сергее Прокофьеве – впечатляющий взгляд не только на его музыкальный театр, но и эпоху в целом.

Биография биографа тоже имеет значение. Марина Раку – известный историк музыки и театра, доктор искусствоведения, ведущий научный сотрудник Государственного института искусствознания, педагог и лектор-просветитель, музыкальный руководитель театра «Мастерская Петра Фоменко». Два последних обстоятельства важны для понимания того, как сделана ее книга: она выстроена по законам хорошей драматургии, множество переплетающихся сюжетов и обилие персонажей не сливаются в общую кашу, но остаются частью гигантского калейдоскопа, в центре которого – фигура Сергея Прокофьева.

Фигура композитора привлекает в последнее время особое внимания, достаточно вспомнить яркую биографию работы Игоря Вишневецкого в ЖЗЛ. В книге Раку – свой взгляд на время и прокофьевскую творчество, через его отношения с драматическим театром. Эти отношения рассматриваются на всем протяжении жизни, от юношеского увлечения сценой до музыки к «Гамлету» в постановке Сергея Радлова. Роман Прокофьева с театром пришелся на 1930-е годы, он кристаллизовался из балетного и оперного опыта; лишь двум из четырех постановок предстояла премьера. Самые яркие проекты, вроде «Евгения Онегина» с Александром Таировым или «Борис Годунов» с Мейерхольдом, так и не были осуществлены, но и неосуществленное можно расценивать как великое.

В книге использовано множество источников, в том числе архивных. Впервые приводятся многие письма и телеграммы самого Прокофьев, в частности, из Serge Prokofiev Archive (SPA) в нью-йоркском университете Колумбия (до 2013 го­да архив хранился в лондонском колледже Голдсмитс). Среди адресатов – Ида Рубинштейн и тот же Таиров. но самый упоминаемый в книге современник – именно Мейерхольд, соперничать с ним в именном указателе могут разве что Шекспир и Пушкин. Отношения развивались непросто, от предложения сделать вместе «Клопа» Маяковского композитор отказался, год спустя спектакль посмотрел, но о Шостаковича в дневнике не упомянул.

В годы революции на Прокофьева рассчитывали и правые, и левые в искусстве, предложения «сыпались с противоположных баррикад», и от леваков-футуристов, и от реставраторов старой театральной эстетики. Но не прост наш герой: Прокофьев долго думал и не принимал поспешных решений, что не означало, конечно же, что принимал исключительно верные. С одной стороны - в 1924-м Мережковский обсуждал с Прокофьевым оперу по своему роману “Рождение богов. Тутанкамон на Крите», к счастью, дальше разговоров дело не пошло. С другой – надежды на политические дивиденды оправдывались не всегда. История балета «Стальной скок», поставленного для «Русских сезонов» вместе с художником Георгием Якуловым тому подтверждение. Для Дягилева с Прокофьевым в момент создания балет мыслился как возможный пропуск на советскую сцену для обоих, но он так и не дождался премьеры в Москве в 1930-м, хотя та обсуждалась, ее поддерживал Мейерхольд, занимавшийся приездом композитора в столицу. Прагматичным в широком смысле этого слова выглядят и попытки сотрудничества Прокофьева и Александра Афиногенова, они обсуждали так и не случившуюся совместную работу в драматическом  театре и в опере. Раку пишет о возможном создателе этого творческого союза – тогдашнем руководителе НКВД Генрихе Ягоде, он мог подтолкнуть к нему Афиногенова. Но поначалу слишком многие, прежде всего т.н. «пролетарские композиторы», противились утверждению Прокофьева в СССР, даже после одного из докладов ему устроили «чистку». В итоге в Большом театре балеты Прокофьева, в отличие от опер, начали ставить не скоро, хотя главным композитором СССР он все же стал, его концепция «новой простоты» в музыке, озвученная в интервью 1934 года, пришлась ко двору, равно как и упреки коллегам, что им трудно даются сочинение мелодий, а опасность «опровинциалиться» выглядит реальной. Прокофьеву не помешала даже дружба с Мейерхольдом, чьи тесные, основанные на взаимной симпатии, отношения с Троцким власть так и не забыла, что и привело в итоге к трагическому концу.

С какими-то утверждениями Раку хочется поспорить – например, о малоизвестности фигуры Сергея Ромова. Долгое время этот ранний реэмигрант из Парижа – он вернулся уже в 1928-м, а уехал задолго до революции, - и впрямь был плохо известен даже историкам литературы, поскольку обосновался на берегах Сены задолго до революции, после возвращения арестован в 1936-м и расстрелян три года спустя; из-за близости к авангарду и небольшого количества дошедших до нас художественных текстов не был полноценно реабилитирован в глазах читателе ни в 60-е, ни в 90-е. Но в последнее время опубликовано немало связанных с ним материалов, его повесть выложена в интернете, а значение Ромова и как литератора, и как организатора художественного процесса растет в глазах исследователей впечатляющими темпами.

Книга о Прокофьеве - новая по форме, читать ее лучше со смартфоном или планшетом и наушниками поблизости. Здесь почти сотня QR-кодов, позволяющие слушать музыкальные фрагменты сочинений, о которых рассказывается на тех страницах, где коды напечатаны. Исполнители приводятся и на сайте издательства, куда ведут коды и где хранится музыка, и в списке фрагментов в финале – использованы записи разных лет, разных солистов, дирижеров и оркестров, от Эмиля Гилельса и Сергея Кусевицкого до Клаудио Аббадо и Геннадия Рождественского. Произведения даются во фрагментах, обычно от одной до нескольких минут, а иные записи к спектаклю «Евгений Онегин», сделанные в 2005-м Симфоническим оркестром Берлинского радио под управлением Михаила Юровского и вовсе длятся от 13 секунд. Есть записи и самого Прокофьева-пианиста, в том числе 1920 (!) года, а мелодекламацию к «Египетским ночам» исполняет Алиса Коонен, саму инсценировку делал Сигизмунд Кржижановский, связанные с нею материалы из РГАЛИ также приводятся в книге.

За это богатство прощаешь вольности макета. Во-первых, огромное количество текста набрано синим шрифтом. Это цитаты, в основном из дневников самого Прокофьева, приводятся они щедро, иногда целые страницы набраны синим; рябит не сразу, но до утомления глаз. Во-вторых, фотографии. То, что их много, - дань эпохе интернета, но иллюстрируются буквально все персонажи, даже упомянутые вскользь, случайные, вроде генерала Кутепова. Зато не подписаны подробно важные вещи, вроде снимка современной реконструкции «Стального скока». Судя по всему, это декорации Якулова, воссозданые Лесли-Энн Сайерс для постановки Милисент Ходсон и Саймона Моррисона 2005 года в Принстонском университете. Неутомительное усилие, которое требуется, чтобы самому заочно подписать фотографию, отчасти делает читателя соавтором книги - хорошая возможность стать ближе к искусству.

Марина Раку. Время Сергея Прокофьева. Музыка. Люди. Замыслы. Драматический театр. - М.: Слово. – 432 с.

Это расширенная версия статьи, опубликованной в Ъ.