Россинант на карусели, Дон Кихот и таблетки
В Opera de Paris прошла премьера оперы Жюля Массне «Дон-Кихот». В постановке Дамиано Микьелетто порок не отменяет чистоты, а старость - способности к страсти.
К опере Жюля Массне «Дон-Кихот» порой относятся снисходительно. Иные считают ее откровенной неудачей и в некоторых солидных изданиях по истории мировой музыки так и пишут: опус явно ниже возможностей французского классика, не стоит уделять ему внимания, порой энциклопедии ограничиваются парой абзацев, в то время как другим сочинениям Массне уделены страницы.
Меж тем после премьеры в Монте-Карло в 1910 году «Дон-Кихота» сразу поставили в Нюрнберге, Брюсселе, Москве и Париже, ее играли на протяжении всего ХХ века, играют и сегодня – среди последних постановок - на фестивале в Брегенце в 2019 году, после чего премьеры прокатились по всей Европе. За долгую историю заглавную партию пели Курт Моль, Николай Гяуров и Хосе ван Дам, но легендарным исполнителем остался первый – Федор Иванович Шаляпин, чуть ли не по его просьбе опера создавалась, на клавирном исполнении певец плакал не меньше, чем на чтении либретто, а в одном из писем к Горькому обещал петь с мыслью о писателе, ведь герой «такой честный, такой святой, что даже смешной и потешный для всей этой сволочи, этой ржавчины, недостойной быть даже на его латах. Либретто сделано чудесно, музыка (кажется) отличная, и если Бог умудрит меня и на этот раз, то я думаю хорошо сыграть «тебя» и немножко «себя», мой дорогой Максимыч».
Но вряд ли бы Горький захотел, чтобы образ буревестника революции ассоциировался с нынешней премьерой в опере Парижа. В постановке Дамиано Микьелетто Дон-Кихот (американский баритон Кристиан Ван Хорн делает акцент на субтильности героя) – книжный червь с повадками писателя-неудачника, то он в бешенстве рвет рукописи, то беспрерывно глотает таблетки, полируя их алкоголем. Этим, вероятно, объясняется его повышенная сентиментальность и влюбчивость. У Санчо Панса (канадский баритон Этьен Дюпюи), который обычно не видит подвигов Дон-Кихота, и все думают, потому, что слуга банально спит во время этих самых подвигов, есть право приписать их больному воображению рыцаря, в нынешней постановке у него сильный аргумент: Дон-Кихоту все видится из-за таблеток. Их галлюциногенное воздействие очевидно – из шкафов, углов, ящиков и даже дивана начинают лезть какие-то фигуры в черном, причем с такой скоростью и в таком количестве, что зритель не успевает понять, откуда появляются призраки.
Crédits photographiques : © Emilie Brouchon
Если не читать прежде романа Сервантеса и только посмотреть оперу Массне, сразу и не скажешь, что такого великого в «Дон-Кихоте». Возможно, Массне тоже не читал Сервантеса; либретто Анри Каэн сочинял не по оригиналу, но по популярной в начале ХХ века пьесе Жака Ле Лоррена «Рыцарь печального образа». Зато мало кто мог так проникнуться психологией героя, войти в мельчайшие подробности его состояния, как композитор: в процессе сочинительства Массне сам нуждался в таблетках, он страдал жесточайшим ревматизмом и был прикован к постели. Для кого-то «Дон-Кихот» выглядит едва ли не пародией на пятичастную французскую оперу XIX века, но это скорее не до конца состоявшаяся символистская драма в духе Дебюсси – для пародии у Массне просто не было сил. К антракту нынешней премьеры подустал и режиссер – кажется, таблетки Дон Кихота кончились досрочно, фантазия уступила место пересказу сюжета, но не надолго.
Есть спектакли задорные, не теряющие энергии с годами, живущие вопреки неписанному театральному правилу, что все хорошее надо прекращать вовремя. В драматическом театре к их числу относится бессмертный «Арлекин - слуга двух господ» Джордже Стрелера, в музыкальном - «Медея» Марка-Антуана Шарпантье, весной ее играли в парижской опере в те же дни, что и «Дон-Кихота», это постановка 2013 года, перенесенная на берега Сены из Английской национальной оперы, - здесь завораживала не только энергетика великого дирижера Уильяма Кристи и его ансамбля Les Arts Florissants, но и саркастичная, если не сказать ёрническая, абсолютно антимилитаристская режиссура Дэвида Маквикара.
Леа Дезандр в "Медее" © Elisa Haberer / Opéra National de Paris
Он перенес действие в эпоху первой мировой войны; переносом, но уже в 1960-е годы, озаботился и Микьелетто, и речь не только о дизайне костюмов или интерьере кабинета Дон Кихота, но о расслабленно-счастливом настроении толпы, напоминающем о детях эпохи послевоенного бэбибума. В какой-то момент у художника Паоло Фантина даже начинают летать над сценой лошадки – Россинант воплотился в дереве, как животное, кружащееся на парижских каруселях.
Как и многочисленные статисты, мощный хор, танцовщицы и кастаньеты – в целом испанским колоритом постановщики не злоупотребляли, - деревянные лошадки пытаются вывести рыцаря из замкнутого мира депрессии, но на какое-то время это удается лишь Прекрасной Дульсинее - феноменальная работа зажигательной французской меццо-сопрано Гаэль Аркез. Любовь к ней оказывается лебединой песней Дон-Кихота, весь пятый акт он красиво умирает, даря оруженосцу вместо физического острова воображаемый Остров грез. Музыка достигает здесь драматической кульминации, наконец-то понимаешь, что в обозначении жанра - «героическая комедия» - главным оказалось прилагательное.
Премьерой собирался дирижировать Михаил Татарников, выглядящий после «Снегурочки» в постановке Дмитрия Чернякова для парижан образцовым интерпретатором музыки конца XIX - начала ХХ веков. Афиши с его именем развесили по всему городу, но в последний момент Татарников отказался по личным причинам, его заменил не раз выступавший в России Патрик Фурнийе, специалист по французской музыке вообще и Массне в частности. Замена оказалась удачной: детали проработаны, меланхолия не давит, в финале жалко всех. И на это Максим Горький наверняка бы согласился.
Это расширенная версия статьи, опубликованной Ъ.
