"Я не дал советской власти положить себя на лопатки"

26 сентября исполняется 80 лет Владимиру Войновичу - "сатирику номер один" постсоветской литературы, автору таких произведений, как "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина", "Москва 2042", "Шапка". В интервью "Голосу России" писатель рассказал о книгах, детях, любви и полетах за штурвалом самолета.

- Порадуете своих поклонников чем-то новеньким в честь юбилея, Владимир Николаевич?

- Да, будет книжка. Только это не новое произведение. Я стихи писал всю жизнь, но не печатал их. А сейчас выйдет сборник с моими стихами, сказками для взрослых. И мои картинки будут там.

- Много лет уже рисуете?

- Теперь уже много - с 1994 года. Обычно говорю: начал рисовать рано, едва достигнув пенсионного возраста.

- А что именно больше всего любите рисовать?

- Обыкновенный набор: пейзажи, натюрморты, портреты.

- Когда читаешь вашу биографию, понимаешь: вся ваша жизнь построена на сопротивлении. Это какой же должен быть характер у человека, чтобы вот так всю жизнь сражаться!

- Да я вообще-то миролюбивый, никогда не нападаю, только обороняюсь. Знаете, в молодости я некоторое время занимался борьбой. И у меня никогда не хватало честолюбия, чтобы мечтать кого-то повалить. Самое главное было, чтобы меня не положили на лопатки. Любил занимать такую оборонительную позицию. Так же и в жизни. У меня никогда не было желания воевать с советской властью. Она начала со мной воевать, а я сопротивлялся, не давал положить себя на лопатки.

- Тем не менее даже в вашей фамилии заложено нечто воинственное – Войнович.

- Наверное. Родоначальника моей фамилии звали Воин, он был воеводой в Сербии. А сербы - они вообще воинственный народ.

- Вы как-то говорили, что годы, проведенные вами в армии, были потерянным временем. А как сейчас относитесь к армии? Как вы считаете, нужна она молодым парням?

- К армии отношусь двояко. Для меня как для писателя армия - очень важный опыт. Если бы я не служил, я бы не написал "Чонкина". Значит, уже хотя бы ради этого я должен был служить. Но я служил четыре года, это многовато. Для того чтобы приобрести армейский опыт, хватило бы года. Кроме того, армия всех "усредняет": тех, кто ниже, поднимает, тех, кто выше, опускает. И вот в этом смысле я кое-что потерял. Например, до армии я буквально за несколько секунд проглядывал страницу книги. А за время службы прочел всего пару книг! Дело в том, что я читаю только запоем. А в армии у меня такой возможности не было. И я перестал читать…

- Владимир Николаевич, вы всегда делали то, что хотели? Или приходилось иногда наступать на горло собственной песне?

- Ну как я мог всегда делать, что хотел! Например, в детстве я пас колхозных телят. Что, я хотел, что ли, это делать? Или в армии хотел четыре года служить? Нет. Просто в какой-то степени всегда сопротивлялся обстоятельствам, противостоял, насколько мог.

- Политика нередко разделяет интеллигенцию на противоположные лагеря. Как вы к этому относитесь?

- Я считаю, в обществе должен быть какой-то протест, прежде всего легальные формы протеста. Это нормально, когда есть руководящая сила и есть равная ей оппозиция, которая претендует на власть, которая сменяет эту власть, потом власть становится оппозицией. Такое чередование – залог стабильности в стране. Стабильность достигается только путем регулярной смены власти в результате свободных и честных выборов. Когда власть не меняется, она перестает ощущать обратную связь - и начинает делать глупости.

- Вам не хотелось бы написать сатирический роман или повесть о том, что происходит сейчас в стране?

- Да, конечно. Но пока не написал, ничего о романе не расскажу.

- Когда вы в 1990-м вернулись из эмиграции, наверняка были переполнены оптимизмом, полны надежд.

- Был. Я сторонник демократии западного типа. Я надеялся, что наша страна пойдет куда-то в ту сторону.

- Нас развращает нефть?

- Да. Я даже написал статью про это, назвал ее "Богатство - причина бедности".

- Говорят, на Западе люди больше улыбаются, чем наши. Это правда заметно?

- Конечно, заметно. Сейчас, кстати, эта разница стала меньше. А когда только вернулся из-за границы, резало глаз, особенно в метро, на эскалаторе. Все такие хмурые, угрюмые.

- Вы и сейчас ездите в метро?

- Сейчас редко. Живу за городом, в Москве почти не бываю. Езжу на машине.

- Сами водите?

- Сам. Я даже самолет недавно водил.

- Расскажите!

- Я же учился когда-то в аэроклубе. Летчиком не стал, авиамехаником работал. А тут телевидение брало у меня интервью. Я сказал что-то про авиацию – говорят: "А хотите сейчас полетать?" Я говорю: "Хочу!" Поехали мы куда-то далеко от Москвы, приехали в какое-то место – деревня, на краю деревни двор, а на дворе несколько самолетов, трактор, моторная лодка, мотоцикл и куры ходят. Оказалось - частный аэроклуб. Ну вот, там я и полетал. К своему удивлению обнаружил, что могу.

- Владимир Николаевич, а давайте поговорим про любовь.

- Про что именно?

- Как вы влюблялись - с первого взгляда?

- Нет, не сразу, точно. Никогда не было такого, чтобы я на улице увидел девушку и побежал за ней. Просто, если женщина моя, она меня привлекает своим видом, словами, тембром голоса, умом - всем вместе.

- Какой вы отец?

- Плохой. Я детей любил и люблю, но я просто очень мало ими занимался. Поэтому они росли как-то сами по себе. У меня старшая дочь умерла. Младшая дочь живет в Германии. Сын сейчас в Черногории. Хотя, вообще, он москвич. Внуков у меня нет, поэтому, когда меня спрашивают о внуках, говорю: "Я еще молодой!"

- Вы привередливы в быту? Требуете какую-то определенную еду?

- Нет, я всеядный. Я пережил настоящий голод, когда ничего вкуснее куска хлеба не было. После этого любая еда в радость.

- А как вы пишете: пером, на печатной машинке или на компьютере?

- На компьютере, естественно. Я, пожалуй, первым из русских писателей стал пользоваться компьютером. В первый раз увидел персональный компьютер в 1982-м году в Америке у одного знакомого американского журналиста. И сразу этим загорелся. Когда приехал в Германию, купил компьютер, который мог писать по-русски. За сам компьютер, монитор и принтер заплатил 25 тысяч марок. Столько стоит приличный автомобиль, между прочим! Он у меня года два проработал, успел написать на нем роман "Москва 2042". А сейчас у меня четыре компьютера. Еще один ноутбук.

- В советское время была цензура, сейчас ее нет или почти нет - пошло ли это на пользу русской сатире?

- Может, я не очень хорошо знаю современную сатиру, может и есть хорошие произведения... Дело в том, что чем строже режим, тем больше поводов для сатиры. И наоборот.

- Как вы считаете – литература сейчас в упадке или нет?

- Знаете, литература в закрытом обществе, каким было советское общество, играет огромную роль. И спрос на нее больше. Это вдохновляет писателя. А сейчас писатель похож на артиста, который вышел на сцену и видит полупустой зал, и кто-то там смотрит, кто-то дремлет, а кто-то, может быть, кроссворды решает. Артист в такой обстановке работать не может.

- Писатель должен верить в свою гениальность?

- Писатель должен трезво себя оценивать. В какой-то степени верить, что у него что-то получится. Но если не получается - выбрасывать, вычеркивать.

- Есть что-нибудь, чего вы боитесь?

- Пауков боюсь. Дельфинов, когда они на близком расстоянии.

- Однако в какой-то момент человек преодолевает страх.

- Конечно. Это как на войне: пули свистят, бомбы рвутся. Человеку страшно – хочется залезть в землю. А потом он осваивается, понимает: надо как-то существовать, надо отпор давать. А бывает - что-то вызывает такой гнев, что человек готов идти на большой риск. Знаете, когда меня в 1975 году в КГБ отравили и пообещали, что убьют, я так разозлился, что сказал: "Давайте!"

Мне намекнули, что спастись смогу только тем, что буду хорошо себя вести. Я сказал, что вел себя плохо, а буду вести еще хуже. Видимо, тогда и было решено выдворить меня за границу.

- Вам хотелось вернуться? Была ностальгия?

- Хотелось. Очень хотелось. Я не люблю пафоса, но все-таки я никогда не относился равнодушно к своей стране, понимаете. И сейчас не отношусь.

Вечные Новости


Афиша Выход


Афиша Встречи

 

 

Подписка