Краткая история безумия
Вряд ли можно найти более точный образ советской истории чем ГУЛАГ. Конечно, он не так праздничен как балет или космические подвиги, но затрагивает куда больше людей, как прямых жертв репрессий, так и их родственников и знакомых. ГУЛАГ давно стал метафорой, символизирующей бесчеловечное отношение государства к своим гражданам, хотя точное количество его жертв неизвестно. В книге американского историка и журналиста Энн Эпплбаум «ГУЛАГ» приводятся разные цифры, сама автор склоняется к оценке в 28,7 миллиона человек, прошедших через систему принудительного труда; количество погибших при этом оценить невозможно – к расстрелянным добавляются погибшие в лагерях и при пересылке, точной статистики по спецпереселенцам и депортированным народам нет.
В книге воссоздается структура мира советских концлагерей – от момента ареста и следствия с его варварской методикой выбивания показаний до отправки в лагерь и способов в нем выживания. Для исследователя очевидна неэффективность подневольного труда, хотя коммунисты долгое время считали иначе, порой через МВД осуществлялись девять процентов всех капиталовложений советской экономики. Очевидна и бессмысленная жестокость по отношению к осужденным.
Автор опирается на множество источников, включая архивные, библиография и примечания занимают более 80 страниц. Она описывает быт лагерников, антисанитарные условия, «жалобы на засилье вшей и негодующие требования избавиться от них из года в год”, исходившие даже от проверяющих. Кажется, все в этой системе было направлено на унижение и уничтожение человека, особенно провинившегося уже в самом лагере и отправленного в ШИЗО.
Среди рассказываемых автором историй – события разного масштаба, от историй о том, как пьяные танкисты в 1954 году давили заключенных женщин во время восстания в Кенгире, до описания судеб конкретных людей. Так, автор пишет о 15-летнем детдомовце Владимире Морозе, осужденном за запись в дневнике, где он сетовал на окружающую «ложь и несправедливость». Подростка приговорили к трем годам лагеря, но попасть туда он не успел, в 1939-м Мороз умер в тюрьме.
Здесь появляются темы, которых было не принято касаться в отечественной науке – например, принудительный секс в лагерях, массовые изнасилования уголовниками и нежелание охраны немедленно пресекать подобные преступления, они всегда оставались безнаказанными. По-прежнему неосвещенной остается история доносчиков, получавших, как правило, часть имущества тех, на кого они стучали. Не понятно даже, о каких масштабах собственности, поменявшей таким образом владельца, можно говорить.
Книга охватывает всю советскую эпоху, от революции до последних лет СССР. Историю государственного насилия в таком большом временном промежутке невозможно описывать без понимания уникальности феномена ГУЛАГа – что это, часть общеевропейской истории с ее нацистскими изгибами в разных странах, специфический вариант развития российского государства или выражение типично отечественного общественно-исторического мышления. И если всё вместе, то как определить оттенки в ответах? Автор касается этой проблемы в предисловии, но в целом ему интереснее скорее систематизация фактов, чем онтология насилия.
Впервые "ГУЛАГ" Эпплбаум появился на русском языке три года спустя после публикации на английском, принесшей автору Пулитцеровскую премию. «ГУЛАГ» напечатала в 2006 году Московская школа политических исследований. С тех пор школу переименовали в Московскую школу гражданского просвещения, в 2014-м она приостановила учебную деятельность после того как ее признали иноагентом. Издательскую же деятельность школа продолжает, в прошлом году здесь перевели еще один бестселлер Эпплбаум, «Железный занавес. Подавление Восточной Европы (1944–1956)».
Новое издание «ГУЛАГа» вышло вдвое большим тиражом, добавлен предметно-именной указатель, без которого пользоваться внушительным томом трудно – почти 700 страниц, множество цитат и ссылок. В книге теперь нет подзаголовка первого русского издания, «В паутине Большого террора». Оригинал назван «ГУЛАГ. История», это точнее отражает характер работы. К сожалению, не исправлены некоторые ошибки – например, утверждение, будто катынский расстрел упомянут в обвинительном акте нюрнбергского трибунала как преступление нацистов. В действительности этот эпизод был исключен из дела из-за очевидной слабости представленных советскими юристами доказательств.
Но важнее другое – книга Эпплбаум кажется сегодня востребованней, чем десять лет назад. За это время изменилась атмосфера в стране, политика памяти стала приобретать все более конъюнктурный характер. Речь не только о нападках на «Мемориал» или требовании признать музей истории политических репрессий «Пермь-36» иностранным агентом. История оказывается в плену у сиюминутного, под угрозой не только независимость ее оценки, но само право свидетельства прошлого быть представленным современникам.
