Свободный философ Пятигорский

Для гностика-пессимиста, или дуалиста, отягощенный роковым влиянием звезд материальный мир зол по самому своему существу; от этого мира надо уйти с помощью аскетической жизни, избегая, насколько возможно, всякого контакта с материей, пока избавленная от тяжести душа не подымется сквозь планетные сферы, освобождаясь по мере восхождения от их злых влияний, на свою истинную родину в нематериальном божественном мире. А для гностика-оптимиста материя проникнута божеством, земля живет и движется благодаря божественной жизни, звезды – это живые божественные существа, солнце светит божественной силой, все части природы благи, поскольку все это – части Божества". Эта цитата – из превосходной книги английской исследовательницы Фрэнсис А. Йейтс "Джордано Бруно и герметическая традиция"; в начале труда Йейтс рассуждает об истоках герметизма – а здесь уж без гнозиса и гностицизма не обойтись, конечно. (Замечу в скобках, что эта классическая работа в отличном переводе Григория Дашевского вышла 13 лет назад, не вызвав практически никакого отклика. Как тут не поверить в гностическую теорию онтологичности Зла? Впрочем, об этом чуть позже). 

Итак, две разновидности гностиков, если верить Фрэнсис А. Йейтс, ссылающейся в свою очередь на французского исследователя Фестюжьера, – пессимист и оптимист. Разница между ними не столько в доводах, которые они приводят в рассуждениях, сколько в изначальной интенции; нечто вроде знаменитой шутки о наполовину полном/пустом стакане. Но это только на первый взгляд. Все гораздо сложнее; в нижеследующей беседе Пятигорский, стараясь не запугать советского слушателя 1975 года тонкостями невероятно сложной мистической системы гностицизма, пытается намекнуть (пусть только намекнуть!) на это.
 

Но сначала о другом. "Интересно" – важнейшее понятие для философии Пятигорского. Он всегда утверждал, что философ волен выбирать любой объект для своего размышления, даже не будучи специалистом: ведь, в конце концов, он обречендумать (если является настоящим философом) о своем думанье о предмете, а не о нем самом. Но, – говорил Александр Моисеевич, – это вовсе не значит, что философ может быть равнодушен к этому объекту. Отнюдь. Философ должен испытывать интерес с нему; или, точнее, объект должен быть ему интересен, находиться в зоне интересного. Любопытно, что Пятигорский никогда не определял значение этого слова "интересен", не уточнял, что именно он подразумевал под столь широким понятием; с другой стороны, любой, кто имел счастье разговаривать с Александром Моисеевичем, в момент беседы прекрасно понимал, что сейчас является интересным, а что нет. А после разговора… забывал. Интересное переставало казаться таковым. Такие вещи происходили довольно часто в связи с Пятигорским, в беседах или при чтении его текстов, неважно. Ситуация эта повторялась: перечитываешь, к примеру, "Философию одного переулка", понимаешь совершенно все, круг мысли автора, контекст, собственные соображения выстраиваются в голове четко и в наилучшем порядке, но стоит закрыть книгу – и все. "Никто не помнит ничего", как писал любимый поэт Александра Моисеевича. Странно, но подобный же эффект производит на автора этих строк чтение его любимых писателей: Пруста, Роберта Вальзера, В.Г. Зебальда. Здесь, как мне кажется, и таится один из возможных путей определения "интересного": то, что является таковым здесь и сейчас, невероятно ясным, точным, последовательным, исчерпывающим одновременно – но не секундой ранее и не секундой позднее. Иными словами, можно трактовать "интересное" как место, куда на мгновение (бессознательно) перемещается сознание, чтобы потом тут же покинуть его.

Но вернемся к гностицизму. Говорить о нем интересно – здесь и сейчас (см. выше). И Пятигорского гностицизм занимал весьма сильно. Дело не только в том, что эта религиозно-философская мистическая система есть продукт почти идеального западно-восточного синтеза, редкого в истории. Даже не столь важные, казалось бы, частные факты обращали внимание Александра Моисеевича к гностицизму; к примеру, его любимый буддолог, автор нескольких классических работ по индийскому буддизму Эдуард Конзе, озаглавил книгу воспоминаний "Мемуары современного гностика". Сам Пятигорский сочувственно относился к некоторым положениям этой системы; прежде всего, к идее реального существования Зла, к тому, что Зло является таким же порождением Демиурга, как и Добро – а не, как считают почти все в нынешнем либеральном (и не только) мире, следствием отсутствия Добра в какой-то отдельно взятой точке.

И вот здесь мы переходим к двум видам гностиков. Ни в коей мере не являясь специалистом (и даже начетчиком-аматером) в этой теме, все же предположу, что никаких гностиков-оптимистов быть не может. В аудиобеседе, которую мы сегодня предлагаем вашему вниманию, Пятигорский говорит: Плерома может присутствовать в нашем мире, не растворяясь в нем, как свет во тьме, неустанно стремясь вернуться в присущее ему состояние чистого света. Собственно, и дух стремится вырваться из сотворенного для него материального тела. Перед нами драма и страдание; материя, мир косны, невежественны, по сути, бессмысленны. Сам наш мир сотворен архонтом, божеством (как считают многие гностики) чуть ли не самой низшей ступени, невежественным, ограниченным, неспособным понять любовь. В любом случае, согласно некоторым гностическим текстам, Демиург был создан Софией, которая, тут же устыдившись своего чада, поместила его в облако, установив ему там трон. В результате, Демируг возомнил, что существует только он, что нет высших сил и существ, и сотворил мир по своему разумению. За образец он принял некое воспринятое от Софии знание; но невежественный создатель не знал, что оно есть небольшая часть высшего мира Плеромы. Не понимая, что и как, он имитировал тот высший мир, но получилась нелепая и жалкая пародия, нечто вроде подмосковных "поместий" русских олигархов, которым ушлые дизайнеры попытались объяснить про "красивое". Вот в этом мире мы и живем. Какой уж тут оптимизм.

Первая из двух бесед Александра Пятигорского (по-прежнему, под псевдонимом "Андрей Моисеев") о гностиках прозвучала в эфире Радио Свобода 12 марта 1975 года.